Апрель пресс эксмо-nPt d москва 1999

Примеры двух типов зашиты

ют, что эти объекты, безопасность которых так важна для него, суть замещающие фигуры, на которые он сме­стил свои инстинктивные желания.

Например, молодая гувернантка, чей случай я опи­сывала, испытывала чрезвычайно большую тревогу за своих подруг во время их беременности и родов. В пье­се, на которую я ссылаюсь, Сирано в бою ставит безо­пасность Кристиана выше своей собственной. Было бы ошибкой полагать, что речь здесь идет о вытесненном соперничестве, прорвавшемся в желании смерти, кото­рое затем вытесняется. Анализ показывает, что как тревога, так и ее отсутствие исходят из того, что чело­век считает свою собственную жизнь достойной сохра­нения лишь при наличии возможности удовлетворения собственных инстинктов. Когда он отрекается от своих импульсов в пользу других людей, их жизни становятся для него дороже, чем своя собственная. Смерть замеща­ющей фигуры означает — как смерть Кристиана озна­чала для Сирано — утрату всякой надежды на удовлет­ворение.

Лишь после анализа, заболев, молодая гувернант­ка обнаружила, что мысль о смерти для нее болезненна. К ее собственному удивлению, она обнаружила, что го­рячо стремится прожить достаточно долго для того, что­бы успеть обставить свой новый дом и сдать экзамен, который обеспечит ее профессиональное продвижение. Ее дом и экзамен означали, хотя и в сублимированной форме, выполнение инстинктивных желаний, которые анализ позволил ей еще раз связать с собственной жиз­нью¹.

' Существует явное сходство между ситуацией альтруистичес­кого отречения и условиями, определяющими мужскую гомосексу­альность. Гомосексуалист отрекается от своих притязаний на любовь матери к младшему брату, которому он ранее завидовал. Правда, он сам удовлетворяет это притязание, принимая материнскую позицию, то есть наслаждаясь как активной, так и пассивной стороной отноше­ний между матерью и сыном. Трудно определить, в какой мере этот процесс включен в описанные мною различные формы альтруистичес­кого отречения. И Сирано, и альтруистичная молодая гувернантка должны были получать удовольствие от этого механизма еще даже до того, как они косвенным образом получили удовольствие от успехов своих замещающих фигур. Восторг, испытываемый ими, когда они дают и помогают, показывает, что отречение само по себе является

Эго и ид в период полового созревания

Из всех периодов человеческой жизни, в которых инстинктивные процессы обретают первостепенную важ­ность, период полового созревания всегда привлекал наи­большее внимание. Психические явления, свидетельство­вавшие о наступлении полового созревания, долгое время были предметом психологического исследования. В не­аналитических работах мы находим много замечатель­ных описаний изменений, происходящих в характере в эти годы, нарушений психического равновесия и в пер­вую очередь непонятных и непримиримых противоречий, появляющихся в психической жизни. Подростки исклю­чительно эгоистичны, считают себя центром Вселенной и единственным предметом, достойным интереса, и в то же время ни в один из последующих периодов своей жизни они не способны на такую преданность и самопо­жертвование. Они вступают в страстные любовные от­ношения лишь для того, чтобы оборвать их так же вне­запно, как и начали. С одной стороны, они с энтузиазмом включаются в жизнь сообщества, а с другой — они ох­вачены страстью к одиночеству. Они колеблются между слепым подчинением избранному ими лидеру и вызы­вающим бунтом против любой и всяческой власти. Они

удовлетворением инстинкта. Как и в процессе идентификации с аг­рессором, пассивность трансформируется в активность, нарциссичес-кое унижение компенсируется чувством силы, связанным с ролью благодетеля, а пассивное переживание фрустрации компенсируется активным дарованием счастья другим.

Открытым остается вопрос о том, существует ли истинно аль­труистическое отношение к своему ближнему, в котором удовлетво­рение своего собственного инстинкта вообще не имеет места даже в замещенной или сублимированной форме. Во всяком случае, проек­ция и идентификация не являются единственными способами об ретения позиции, имеющей все признаки альтруизма; например, другой — и более легкий — путь к той же самой цели заключается в различных формах мазохизма.

212

Зашита, мотивированная страхом

эгоистичны и материалистичны и в то же время преис­полнены возвышенного идеализма. Они аскетичны, но внезапно погружаются в распущенность самого прими­тивного характера. Иногда их поведение по отношению к другим людям грубо и бесцеремонно, хотя сами они неимоверно ранимы. Их настроение колеблется между сияющим оптимизмом и самым мрачным пессимизмом. Иногда они трудятся с неиссякающим энтузиазмом, а иногда медлительны и апатичны.

Официальная психология стремится объяснить эти явления двумя различными путями. В соответствии с одной теорией этот сдвиг в психической жизни проис­ходит из-за химических изменений, то есть представ­ляет собой прямое следствие начала функционирования половых желез. Это, так сказать, простое психическое сопровождение физиологических изменений. Другая теория отвергает всякое представление о такой связи между физическим и психическим. В соответствии с ней революция, происходящая в психической сфере, является просто знаком того, что индивид достиг пси­хической зрелости, точно так же как одновременно про­исходящие физические изменения свидетельствуют о физической зрелости. Подчеркивается, что тот факт, что психические и физические процессы появляются одновременно, не доказывает наличия причинно-след­ственной связи между ними. Таким образом, вторая те­ория утверждает, что психическое развитие полностью независимо от процессов, происходящих в железах, и эт инстинктивных процессов. Эти два направления пси­хологической мысли сходятся в одном: оба они счита­ют, что не только физические, но и психические явле-аия периода полового созревания исключительно важны !щя развития индивида и что именно здесь лежит нача­то и исток сексуальной жизни, способности любить и характера в целом.

Если исключить несколько работ, в которых было зало­жено основание исследования периода полового созре­вания (S. Freud, 1905; Е. Jones, 1923; S. Bernfeld, 1923), можно сказать, что авторы-психоаналитики в основном пренебрегали этим периодом и уделяли больше внима­ния другим стадиям развития. Причина этого очевидна. Психоанализ не разделяет взгляда, согласно которому сексуальная жизнь человека начинается в период поло­вого созревания. В соответствии с нашей теорией у сек­суальной жизни есть две исходные точки. Впервые она начинается на первом году жизни. В раннем сексуаль­ном периоде, а не в периоде полового созревания осуще­ствляются критические шаги в развитии, проходят важ­ные прегенитальные фазы сексуальной организации, развиваются и приводятся в действие различные слож­ные инстинкты и определяется нормальность или анор­мальность индивида, его способность или неспособность любить. Изучая этот ранний период, мы ожидаем полу­чить знания об истоках и развитии сексуальности, кото­рые академическая психология надеется приобрести в результате исследования периода полового созревания. Период полового созревания — лишь одна из фаз в раз­витии человеческой жизни. Это — первое повторение детского сексуального периода; второе повторение на­ступает в климактерическом периоде. Каждый сексу­альный период — это возобновление и воскрешение того, что уже было пройдено. Конечно же, помимо этого, каж­дый из них вносит в сексуальную жизнь человека что-то свое. Благодаря тому факту, что физическая сексу­альная зрелость наступает в период полового созревания, генитальность в этом периоде выступает на первый план и генитальные тенденции преобладают над прегениталь-ными составляющими инстинктами. В климактеричес­ком периоде, когда физические сексуальные функции ослабевают, генитальные импульсы вспыхивают в пос­ледний раз и прегенитальным импульсам вновь воздает­ся должное.

До сих пор в психоаналитических работах рассматт ривалось в основном сходство между этими тремя перио­дами выраженной сексуальности в человеческой жизни. Наиболее тесно они сходны друг с другом в количествен-

214

ном соотношении между силой эго и силой инстинктов. В каждом случае — в раннем детском периоде, в периоде полового созревания и в климактерическом периоде — относительно сильное ид противостоит относительно сла­бому эго. Мы можем, таким образом, сказать, что это — периоды, в которых ид сильно, а эго ослаблено. Кроме того, имеется большое качественное сходстве "о одному из двух факторов в отношениях между ид г эго в эти три периода. Ид человека в течение всей жизни в ос­новном остается одним и тем же. Верно, что инстинк­тивные импульсы способны к изменению, когда они вступают в столкновение с эго и с требованиями внеш­него мира. Но внутри самого ид не происходит никаких или почти никаких изменений, за исключением про­движения от прегенитальных к генитальным инстинк­тивным целям.

Сексуальные желания, готовые при любом подкреп­лении либидо преодолеть вытеснение, равно как и свя­занные с ними катексисы объектов и фантазии, очень мало различаются в детстве, в периоде полового созре­вания, во взрослой жизни и в климактерическом перио­де. Мы видим, таким образом, что в основе качественно­го сходства между тремя периодами в жизни человека, в которых возрастает либидо, лежит относительная не­изменность ид.

Намного меньше внимания психоаналитики уде­ляли различиям между этими периодами. Эти различия возникают из-за второго фактора в отношениях между ид и эго, а именно способности человеческого эго к из­менению. Неизменность ид уравновешивается изменчи­востью эго. Рассмотрим в качестве примера эго в ран­нем детстве и эго в период полового созревания. В эти периоды оно различается по объему, содержанию, сво­им знаниям и способностям, отношениям и тревогам. Соответственно в конфликтах с инстинктами эго в раз­личные периоды использует различные защитные меха­низмы. Можно ожидать, что более детальное рассмотре­ние различий между ранним детством и периодом полового созревания прольет свет на формирование эго, так же как исследование сходства между этими перио­дами проливает свет на инстинктивную жизнь.

Как при исследовании инстинктивных процессов, так и при исследовании эго более поздний этап разви­тия может быть понят на основе предшествующего. Прежде чем мы сможем объяснить те нарушения, кото­рым эго подвержено в период полового созревания, мы должны понять сущность ситуации, в которой находится эго в раннем детстве. У маленького ребенка конфликт между эго и ид имеет свои специфические особенности. Требования удовлетворения инстинктов, возникающие из желаний, характерных для оральной, анальной и фалли­ческой фаз, чрезвычайно настоятельны, а аффекты и фан­тазии, связанные с эдиповым комплексом и комплексом кастрации, очень интенсивны, в то время как противо­стоящее им эго находится еще в процессе формирования и пока еще слабо и неразвито. Однако маленький ребе­нок не существо с необузданными инстинктами, и при обычных обстоятельствах он не осознает давления ин­стинктивной тревоги. Во внешнем мире, например в оказываемых на него воспитательных воздействиях, сла­бое эго ребенка имеет могущественного союзника в борь­бе против его инстинктивной жизни. Не возникает та­кой ситуации, в которой эго должно мериться своими слабыми силами с намного более сильными инстинк­тивными импульсами, которым, оставшись наедине с ними, эго неизбежно уступит. Мы не оставляем ребен­ку времени осознать собственные желания и оценить свою силу или слабость по отношению к своим инстин­ктам. Отношение ребенка к эго попросту диктуется ему обещаниями и угрозами со стороны других людей, дру­гими словами — надеждой на любовь и ожиданием на­казания.

Под таким внешним влиянием маленькие дети в течение нескольких лет приобретают способность конт­ролировать свою инстинктивную жизнь, но невозможно определить, какая часть этого достижения должна быть отнесена за счет их эго, а какая — за счет прямого дав­ления внешних сил. Если в этой конфликтной ситуации эго ребенка встает на сторону внешних влияний, о ре­бенке говорят, что он «хороший». Если эго встает на сторону ид и. борется с ограничениями удовлетворения инстинктов, налагаемыми воспитанием, то он «плохой».

216

Зашита, мотивированная страхом

Наука, посвятившая себя детальному исследованию та­ких колебаний детского эго между ид и внешним ми­ром,— это педагогика. Она стремится найти способы укрепления связи между воспитывающими силами и эго в целях более успешного овладения инстинктами.

Но у маленького ребенка имеется еще и эндопси-хический конфликт, который недосягаем для воспита­ния. Внешний мир очень рано устанавливает свое пред­ставительство в психике ребенка в форме объективной тревоги. Само по себе появление такой тревоги еще не служит доказательством формирования более высокой инстанции — сознания или суперэго — внутри эго, но оно является его предвестником. Объективная тревога представляет собой предвосхищение страдания, которое может быть наложено на ребенка в качестве наказания внешними силами, своего рода «предвосхищающее стра­дание», которое управляет поведением эго, вне зависи­мости от того, наступает ли ожидаемое наказание. С одной стороны, сила этой тревоги соответствует опасно­му или угрожающему поведению тех, с кем контакти­рует ребенок. С другой стороны, она подкрепляется обо­рачиванием инстинктивных процессов против себя, часто сочетается с тревогой, порождаемой в фантазии, и не учитывает объективных изменений, так что ее связь с реальностью становится еще слабее. Несомненно, в пси­хике маленького ребенка настоятельные инстинктивные требования конфликтуют с острой объективной трево­гой, и симптомы детского невроза представляют собой попытки разрешить этот конфликт. Исследование и опи­сание этой внутренней борьбы — спорная для ученых территория; некоторые считают, что это область педаго­гики, тогда как мы уверены, что подобные явления при­надлежат к области теории неврозов.

В ситуации, в которой находится эго маленького ребенка, есть и другая особенность, которая никогда не .воспроизводится в дальнейшей жизни. Во всех более поздних защитных ситуациях обе противоборствующие стороны уже присутствуют: инстинкт сталкивается с более или менее стойким эго, с которым он должен прий­ти к соглашению. Но у маленьких детей эго является продуктом самого конфликта, и та сторона эго, которая

217

„^'j и механизмы зашиты

в дальнейшей жизни будет выполнять задачу овладе­ния инстинктами, в этом раннем периоде лишь зарож­дается под совместным давлением инстинктивных требо­ваний ид и внешней по своему происхождению объективной тревоги. Можно сказать, что эго «делается по мерке»¹, то есть прекрасно приспособлено к сохранению равнове­сия между двумя силами: побуждением инстинкта и давлением извне. Мы считаем первый детский период прошедшим, когда эта сторона формирования эго дос­тигает определенной стадии. Эго заняло ту позицию, которую намеревалось занять в борьбе с ид. Эго решило, в какой пропорции оно будет настаивать на удовлетво­рении и отказе в удовлетворении инстинкта, разрешая свои различные конфликты. Эго приучило себя к опре­деленной отсрочке в удовлетворении своих желаний. Методы защиты, которые оно предпочитает, несут на себе печать объективной тревоги. Можно сказать, что между ид и эго установился modus vivendi, которого отныне придерживаются оба.

В течение нескольких лет ситуация меняется. На­ступает период латентности с физиологически обуслов­ленным спадом силы инстинктов, и в защитной войне, которую ведет эго, наступает перемирие. Эго теперь имеет возможность посвятить себя другим задачам и приобре­тает новые содержания, знания и способности. В то же время эго становится сильнее по отношению к внешне­му миру; оно уже не так беспомощно и податливо и не считает внешний мир столь всемогущим, как раньше. Его отношение к внешним объектам постепенно изме­няется, и эго преодолевает эдииову ситуацию. Прекра­щается полная зависимость от родителей, и на смену любви к объекту начинает приходить идентификация. Все больше и больше интроецируются принципы, пред­лагаемые ребенку его родителями и учителями,— их желания, требования и идеалы. В его внутренней жиз­ни внешний мир уже проявляется не только в форме объективной тревоги. Он создал внутри эго постоянное

' Ультрасовременные воспитательные методы могут быть описаны как попытка подогнать внешний мир «по мерке» для ре­бенка.

Зашита, мотивированная страхом

образование, в котором воплощены требования окружа­ющих его людей и которое мы называем суперэго. Од­новременно с этим развитием происходят изменения в детской тревоге. Страх перед внешним миром прини­мает не такие угрожающие размеры и постепенно усту­пает место страху перед новыми представителями ста­рой силы — тревоге суперэго, тревоге сознания и чувству вины. Это означает, что в борьбе за овладение инстинктивными процессами эго латентного периода приобрело нового союзника. Тревога сознания порож­дает защиту от инстинктов в латентном периоде, так же как она порождалась объективной тревогой в раннем детстве. Как и раньше, трудно определить, какой объем обретенного в подростковом возрасте контроля над ин­стинктами должен быть отнесен за счет самого эго, а какой — за счет мощного воздействия суперэго.

Но передышка, предоставляемая периодом латен-тности, длится недолго. Едва лишь борьба между двумя антагонистами, эго и ид, завершается этим временным перемирием, как условия соглашения резко меняются из-за подкрепления одной из сражающихся сторон. Фи­зиологический процесс, отмечающий достижение физи­ческой половой зрелости, сопровождается стимуляцией инстинктивных процессов, которая проявляется в пси­хической сфере в форме притока либидо. Отношение, установившееся между силами эго и ид, разрушается, с трудом достигнутое психическое равновесие опрокиды­вается, и в результате внутренние конфликты между двумя образованиями возобновляются.

Вначале мало что можно сказать относительно ид. Интервал между латентностью и пубертатом — так назы­ваемый предпубертатный период — в основном является подготовительным к физической сексуальной зрелости. В это время качественных изменений в инстинктивной жизни не происходит, но возрастает количество инстин­ктивной энергии. Это возрастание не ограничено сексу­альной жизнью. В распоряжении ид имеется большое количество либидо, и оно, не делая различий, насыщает либидинальной энергией все доступные импульсы ид. Агрессивные импульсы усиливаются до полной неуп­равляемости, голод становится обжорством, а непослу-

219

Эго и механизмы зашиты

шание латентного периода превращается в подростко­вое криминальное поведение. Оральные и анальные интересы, долго остававшиеся скрытыми, вновь высту­пают на поверхность. Привычка к чистоте, старательно вырабатывавшаяся в период латентности, уступает мес­то удовольствию от грязи и беспорядка, а вместо скром­ности и доброжелательности появляются эксгибициони-стские тенденции, грубость и жестокость по отношению к животным. Сформированные реакции, казавшиеся твердо установившимися в структуре эго, грозят разле­теться на куски. В то же время в сознании возникают старые, исчезнувшие тенденции. Эдиповы желания ре­ализуются в форме фантазий и мечтаний, в которых они претерпевают лишь небольшие изменения; у маль­чиков идея кастрации, а у девочек зависть к пенису вновь становятся центром интересов. Во вторгающихся силах очень мало новых элементов. Их натиск в основ­ном еще раз выносит на поверхность знакомое содер­жание ранней детской сексуальности маленького ре­бенка.

Но возрожденная таким образом детская сексуаль­ность сталкивается уже с другими условиями. Эго ран­него детского периода было неразвитым и неопределен­ным, податливым и пластичным под влиянием ид; в предпубертатном периоде, напротив, оно твердо и креп­ко. Эго уже знает себя самого. Детское эго могло внезап­но взбунтоваться против внешнего мира и вступить в союз с ид для достижения удовлетворения инстинктов, но если это сделает эго подростка, то оно оказывается вовлеченным в конфликт с суперэго. Его прочно уста­новившееся отношение к ид, с одной стороны, и к супе­рэго, с другой, — то, что мы называем характером, — делает эго несгибаемым. Эго знает только одно жела­ние: сохранить характер, развившийся в латентном пе­риоде, восстановить прежнее соотношение между свои­ми собственными силами и силами ид и ответить на большую настоятельность инстинктивных требований уд­военными усилиями, направленными на свою защиту. В этой борьбе за сохранение неизменным своего собствен­ного существования эго, мотивированное в равной мере объективной тревогой и тревогой сознания, использует

220

Зашита, мотивированная страхом

без различия все те способы защиты, к которым оно уже прибегало в детстве и в латентном периоде. Эго вытесняет, смещает, отрицает, обращает инстинкты и оборачивает их против себя; оно продуцирует фобии и истерические симптомы и сдерживает тревогу при по­мощи навязчивого мышления и поведения. Если мы рас­смотрим эту борьбу за главенство между эго и ид, то поймем, что все 'тревожные явления предпубертатного периода соответствуют различным фазам конфликта. Возросшая активность фантазии, возвраты к прегени-тальному (то есть перверсному) сексуальному удовлет­ворению, агрессивное или криминальное поведение оз­начают частичные успехи ид, тогда как проявление различных форм тревоги, развитие аскетических черт, акцентуация невротических симптомов и торможений означают более сильную защиту, то есть частичный ус­пех эго.

С достижением телесной сексуальной зрелости, собственно начала пубертата, происходят дальнейшие изменения, на сей раз качественного характера. До сих пор усиление инстинктивного катексиса носило общий, недифференцированный характер; теперь ситуация ме­няется (во всяком случае, у мальчиков): генитальные импульсы становятся более насыщенными либидозной энергией. В психической сфере это означает, что либи-дозный катексис отбирается у прегенитальных импуль­сов и концентрируется на генитальных чувствах, целях и мыслях об объектах. Таким образом, генитальность приобретает возросшую психическую значимость, тогда как прегенитальные тенденции отодвигаются на задний план. Первым результатом оказывается явное улучше­ние ситуации. Ответственные за воспитание подростка взрослые, ранее озабоченные и озадаченные прегениталь-ным характером его инстинктивной жизни в предпубер-татном периоде, теперь с облегчением отмечают, что весь хаос грубости, агрессивности и перверсного поведения испарился, как дурной сон. Пришедшая ему на смену генитальная маскулинность оценивается гораздо более благоприятно и снисходительно, даже когда она перехо­дит границы социальной условности. Однако это физио­логическое, спонтанное исцеление прегенитальности, ре-

зультат происходящего в пубертате естественного про­цесса, во многом разочаровывает. Благоприятная компен­сация возможна, но лишь в случаях, до сих пор характе­ризовавшихся вполне определенными прегенитальными фиксациями. Например, мальчик с пассивной и жен­ственной установкой внезапно переключается на муже­ственно-активную позицию, когда либидозный катексис переносится на гениталии. Но это не означает, что страх кастрации и конфликты, породившие его женственную установку, разрешены или разрушены. Они просто вре­менно перекрыты возрастанием генитального катекси-са. Когда давление инстинктов, столь возросшее в пу­бертате, возвращается к своему нормальному уровню во взрослой жизни, тревога и конфликты, по всей веро­ятности, появятся вновь неизменными и будут вредить его мужественности. Это справедливо также для ораль­ной и анальной фиксаций, которые временно становят­ся менее значимыми при возрастании либидо в пуберта­те. Однако впоследствии они оказываются столь же значимыми, как и ранее, и старое патогенное притяже­ние этих прегенитальных формаций будет в последую­щей жизни столь же большим. Кроме того, в пубертате может не быть компенсирующего эффекта, когда в дет­стве и предпубертатном периоде доминировали не ораль­ные и анальные, а фаллические интересы (это касается мальчиков с тенденцией к фаллическому эксгибицио­низму). В таких случаях возрастание генитального ли­бидо в пубертате не только не снимает нарушения, но усиливает его. Не происходит спонтанного исцеления и с детской перверсией: напротив, наблюдается крайне неприятная акцентуация патологической ситуации. Фаллические тенденции возносятся на такую высоту, что генитальная маскулинность пациента чрезмерно преувеличивается и становится неконтролируемой.

Эта оценка нормальности или анормальности кон­кретных инстинктивных целей зависит, однако, от цен­ностных стандартов, относящихся ко взрослой жизни, и имеет мало или не имеет ничего общего с эго подростка. Идет внутренний защитный конфликт, и этим ценнос­тям уделяется мало внимания. В подростковом возрасте отношение эго к ид исходно определяется количествен-