Апрель пресс эксмо-nPt d москва 1999

Введение в технику психоанализа

Я полагаю, что из вышеизложенного становится ясным важное указание относительно показаний к детс­кому анализу. Показание это диктуется не только опре­деленным заболеванием ребенка. Детский анализ рас­пространяется прежде всего на среду психоаналитиков, он должен ограничиться пока детьми аналитиков, ана­лизируемых и родителей, которые относятся к анализу с определенным доверием и уважением. Только в такой среде можно будет без резких движений перевести ана­литическое воспитание, имеющее место во время лече­ния, в домашнее воспитание. Там, где анализ ребенка не может органически сблизиться с его другой жизнью, а проникает в другие сферы как инородное тело и наруша­ет их, там анализ вызовет у ребенка еще больше конф­ликтов по сравнению с теми, от которых его освободит.

Я боюсь, что это утверждение разочаровало тех из вас, кто был уже готов отнестись к детскому анализу с некоторым доверием.

Открыв вам столько, трудностей детского анали­за, я не хотела бы закончить эти лекции, не сказав в нескольких словах о больших возможностях, которые имеет, несмотря на все трудности, детский анализ и даже о некоторых его преимуществах перед анализом взрослых пациентов. Я вижу прежде всего три такие возможности.

У ребенка мы можем добиться совсем иных изме­нений характера, чем у взрослого. Ребенок, который под влиянием своего невроза пошел по пути анормального развития характера, должен проделать лишь короткий обратный путь, чтобы снова попасть на нормальную и соответствующую его истинной сущности дорогу. Он не построил еще на этом пути, подобно взрослому, всю свою жизнь, не избрал себе профессии под влиянием аномаль­ного развития, не установил дружеских или любовных отношений. При «анализе характера» взрослого мы дол­жны собственно разобрать всю его жизнь, сделать не­возможное, а именно: аннулировать поступки, не толь­ко осознать их влияние, но и упразднить его, если мы хотим иметь действительный успех. Следовательно, в этом вопросе анализ ребенка имеет много преимуществ перед анализом взрослых.

112

Лекция четвертая

То же самое относится и к третьему пункту. При работе со взрослыми мы должны ограничиться тем, что помогаем им приспособиться к окружающей среде. Мы не имеем ни намерения, ни возможности преобразовать эту среду соответственно его потребностям, при детс­ком же анализе мы легко можем сделать это. Потребно­сти ребенка проще, их легче понять и удовлетворить;

наши возможности в соединении с возможностями ро­дителей бывают при благоприятных условиях вполне до­статочны, чтобы из каждой ступени лечения ребенка и улучшения его состояния доставлять ему все или почти все из того, что ему необходимо. Таким образом, мы 'облегчаем ребенку приспособление, пытаясь приспосо-:' бить окружающую среду к нему. И в данном случае мы ' проделываем двойную работу: изнутри и извне. •

Я полагаю, что благодаря наличию трех этих мо-ментов мы добиваемся в детском анализе — несмотря |; на вышеперечисленные трудности — такого изменения характера, такого улучшения и выздоровления, о кото­ром мы не можем и мечтать при анализе взрослых.

Я готова к тому, что присутствующие здесь прак­тические аналитики после всего вышеизложенного ска-

113

жут: то, что я проделываю с детьми, настолько отступа­ет от общепринятых правил психоанализа, что уже не имеет с ним ничего общего. Это «дикий» метод, кото­рый заимствует все у анализа, но не следует строгим аналитическим предписаниям. Но представьте себе та­кое положение: вообразите, что во время приема к вам приходит взрослый невротик и просит вас взять его на излечение; после более подробного ознакомления ока­зывается, что его влечения, его интеллект так же мало развиты, зависят в такой же степени от окружающей среды, как и у моих маленьких пациентов. Тогда вы, вероятно, сказали бы: «Фрейдовский анализ является прекрасным методом, но он не создан для таких лю­дей». И вы применили бы к нему комплексное лечение, вы вели бы чистый анализ постольку, поскольку это соответствовало бы его сущности, в остальном вы вос­пользовались бы детским анализом, потому что лучше­го он и не заслуживает в соответствии с его инфантиль­ным характером.

Я думаю, что аналитический метод — предназна­ченный для определенного объекта, для взрослого не­вротика — нисколько не пострадает, если мы попыта­емся применить его в модифицированном виде к другим объектам. Если кто-нибудь захочет найти иное приме­нение психоанализа, не следует ставить ему это в уп­рек. Следует только всегда знать, что делаешь.
ЭГО И МЕХАНИЗМЫ ЗАШИТЫ

Теория защитных механизмов

ЭГО КАК ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ

Определение психоанализа. В развитии психоаналитической науки были периоды, когда теоретическое исследование индивидуального эго было не слишком популярным. Многие аналитики считали, что в анализе ценность научной и терапевтической работы прямо пропорциональна глубине затрагиваемых психических слоев. Всегда, когда интерес смещался от глубоких к более поверхностным психическим слоям, то есть всегда, когда исследование отклонялось от ид к эго, возникало ощущение, что это начало отхода от психоанализа в целом. Считалось, что термин «психоанализ» должен быть соединен для новых открытий, относящихся к бессознательной психической жизни, например к исследованию подавленных инстинктивных импульсов, аффектов и фантазий. Такими же проблемами, как приспособление детей и взрослых к внешнему миру, такими понятиями, как здоровье и болезнь, добродетель и порок, психоанализ не занимается. Он должен посвятить свои исследования исключительно детским фантазиям, сохранившимся во взрослой жизни, воображаемому удовлетворению и ожидаемому в качестве возмездия за него наказанию.

Такое определение психоанализа достаточно часто встречалось в психоаналитических работах и, по-видимому, подкреплялось его практическим использованием, при котором психоанализ и глубинная психология всегда

115

рассматривались как синонимы. Более того, некоторые основания для такого определения имеются и в прошлом психоанализа, поскольку можно сказать, что с самых первых лет нашей науки ее теория, построенная на эм­пирической основе, была преимущественно психологией бессознательного, или, как мы сказали бы сейчас, пси­хологией ид. Но это определение немедленно утрачи­вает все претензии на точность, как только мы прикла­дываем его к психоаналитической терапии. Анализ как терапевтический метод с самого начала имеет дело с эго и его отклонениями; исследование ид и его способа дей­ствия всегда было лишь средством для достижения цели. А цель всегда одна и та же: коррекция этих отклонений и восстановление эго в его целостности.

Когда работы Фрейда, начиная с «Психология масс и анализ Я» (1921) и «По ту сторону принципа удоволь­ствия» (1920), приняли новое направление, на исследова­ниях эго перестала лежать печать аналитической неорто­доксальности, и интерес окончательно сосредоточился на образованиях эго. С тех пор термин «глубинная психоло­гия» не покрывает всей области психоаналитических ис­следований. В настоящее время мы, по-видимому, опре­делили бы задачу анализа следующим образом: получить максимально полное знание о всех трех образованиях, из которых, как мы считаем, состоит психическая личность, и изучить их отношения между собой и с внешним ми­ром. Иными словами, по отношению к эго — исследовать его содержание, границы и функции, проследить исто­рию его зависимости от внешнего мира, ид и суперэго; по отношению к ид — дать описание инстинктов, то есть содержания ид, и проследить их трансформации.

Ид, эго и суперэго в самовосприятии. Все мы зна­ем, что эти три психических образования доступны на­блюдению в разной степени. Наше знание об ид — кото­рое раньше называлось системой Ucs. — может быть получено лишь на основании производных этой систе­мы, проявляющихся в системах pcs. и Cs. Если внутри ид преобладает состояние покоя и удовлетворения, при котором в поисках удовлетворения ни один инстинктив­ный импульс не вторгается в эго и не вызывает в нем

116

чувств напряжения и страдания, то мы ничего не можем узнать о содержании ид. Отсюда следует, по крайней мере теоретически, что ид не всегда доступно для наблюдения.

С суперэго дело обстоит иначе. Его содержания большей частью осознаны и, следовательно, прямо доступны эндопсихическому восприятию. Тем не менее наше описание суперэго всегда начинает становиться неопределенным, когда между ним и эго существуют гармоничные отношения. В этом случае мы говорим, что они совпадают, то есть в такие моменты суперэго недоступно наблюдению как отдельное образование ни для самого субъекта, ни для внешнего наблюдателя. Его очертания становятся ясными лишь тогда, когда оно относится к Эго враждебно либо критично. Суперэго, как и ид, становится видимым через состояния, которые оно продуцирует в эго, например через чувство вины, вызванное критическим отношением.

Эго как наблюдатель. Это означает, что собственно; полем нашего наблюдения всегда является эго. Это, так сказать, опосредующее звено, через которое мы пытаемся обрисовать два других образования.

Когда отношения между двумя соседними силами — эго и ид — сбалансированы, первая из них превосходно дополняет свою функцию наблюдателя за второй. Различные инстинктивные импульсы постоянно прокладывают себе путь из ид в эго, где они получают доступ к моторному аппарату, посредством которого и достигают удовлетворения. В благоприятных случаях эго не протестует против «пришельца», а предоставляет в его распоряжение свою собственную энергию и ограничивается наблюдением; оно отмечает начало инстинктивного импульса, величину напряжения и чувства страдания, которыми он сопровождается, и, наконец, исчезновение напряжения при достижении удовлетворения. Наблюдение над всем процессом дает нам ясную и неискаженную картину инстинктивного импульса, количества либидо, которым он наделен, и цели, к которой он стремится. Если эго находится в согласии с импульсом, то оно в эту картину вообще не входит.

117

Эго и механизмы зашиты

кроме того, инстинктивные импульсы уже не могут стре­миться к непосредственному удовлетворению — они дол­жны учитывать требования реальности, и более того, они должны подчиняться этическим и моральным пра­вилам, при помощи которых суперэго стремится конт­ролировать поведение эго. Следовательно, эти импуль­сы рискуют навлечь на себя неудовольствие в основном чуждых по отношению к ним образований. Они подвер­жены критике, отвержению и самым различным изме­нениям. Мирные отношения между соседствующими силами прекращаются. Инстинктивные импульсы про­должают стремиться к своим целям с присущими им упорством и энергией и совершают враждебные вторже­ния в эго, надеясь одержать над ним верх при помощи внезапной атаки. Эго со своей стороны становится подо зрительным; оно контратакует и вторгается на террито рию ид. Его цель заключается в том, чтобы постоянно держать инстинкты в бездейственном состоянии при помощи соответствующих защитных мер, призванных обезопасить его собственные границы.

Картина этих процессов, получаемая нами при помощи способности эго к наблюдению, более неопреде­ленна, но в то же время и более ценна. Она показывает нам два психических образования в действии в один и тот же момент. Мы видим уже не искаженный импульс ид, а импульс ид, измененный определенными защит-

118

Теория защитных механизмов

ными мерами со стороны эго. Задача анализирующего наблюдателя заключается в том, чтобы разделить кар­тину, представляющую собой компромисс между раз­личными образованиями, на ее составляющие: ид, эго и, возможно, суперэго.

Вторжения ид в эго, рассматриваемые как мате­риал для наблюдения. Во всем этом нас поражает тот факт, что вторжения с той и с другой стороны совер­шенно неравноценны с позиции наблюдения. Все за­щитные меры эго против ид срабатывают тихо и неза­метно. Самое большое, что мы можем сделать, — это ретроспективно реконструировать их; мы никогда не можем видеть их в действии. Таков, например, случай успешного вытеснения. Эго ничего о нем не знает; мы осознаем его лишь впоследствии, когда становится оче­видным, что чего-то недостает. При этом я имею в виду, что, когда мы пытаемся сформировать объективное суж­дение о конкретном индивиде, мы обнаруживаем, что некоторые импульсы ид, проявления которых в эго в поисках удовлетворения мы могли бы ожидать, отсут­ствуют. Если они вообще не появляются, мы можем лишь предположить, что доступ в эго для них постоянно зак­рыт, то есть что они подверглись вытеснению. Но это ничего не говорит нам о самом процессе вытеснения.

Это же относится и к успешному реактивному образованию, которое является одной из наиболее эф­фективных мер, предпринимаемых эго в качестве по­стоянной защиты от ид. Такие образования появляют­ся в эго почти незаметно в ходе детского развития. Мы даже не можем сказать, что внимание эго было предва­рительно сосредоточено на противоположных инстин­ктивных импульсах, которые замещаются реактивным образованием. Как правило, эго ничего не знает ни об отвержении импульса, ни обо всем конфликте, в ре­зультате которого возникает новое образование. Ана­лизирующий наблюдатель мог бы легко принять это образование за результат спонтанного развития эго, если бы не его чрезмерный характер, указывающий на на­личие долговременного конфликта. В данном случае также наблюдение конкретного вида защиты ничего

119

Эго и механизмы зашиты

не говорит о процессе, при помощи которого он осуще­ствляется.

Отметим, что вся приобретенная нами важная ин­формация была получена при изучении вторжений с противоположной стороны, а именно со стороны ид в эго. Скрытое содержание вытеснения становится явным при обращении движения, то есть когда вытесненное содержание возвращается, как это можно видеть при не­врозе. Здесь мы можем проследить каждую стадию кон­фликта между инстинктивным импульсом и защитой эго. Точно так же реактивные образования могут быть изуче­ны при их распаде. В этом случае вторжение ид приоб­ретает форму подкрепления либидозного катексиса пер­вичного инстинктивного импульса, скрывающегося за реактивным образованием. Это позволяет импульсу про­ложить путь в сознание, и на время инстинктивный им­пульс и реактивное образование видны в эго бок о бок. Возникающее благодаря другой функции эго — стремле­нию к синтезу — это состояние дел, чрезвычайно благо­приятное для аналитического наблюдения, длится лишь несколько мгновений. Затем возникает новый конфликт между производным ид и активностью эго, в котором решается, кто из них одержит верх или какой компро­мисс будет достигнут. Если благодаря подкреплению ее энергетического катексиса защита, созданная эго, ока­зывается успешной, вторгшаяся из ид сила изгоняется и в душе вновь воцаряется покой — ситуация, макси­мально затрудняющая наши наблюдения.

применение АНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕХНИКИ К ИССЛЕДОВАНИЮ ПСИХИЧЕСКИХ ОБРАЗОВАНИЙ

В первой главе я описала условия, при которых должно осуществляться психоаналитическое наблюде­ние психических процессов. Теперь я хочу описать, как наша аналитическая техника по мере своего развития приспосабливалась к этим условиям.

В гипнотической технике доаналитического периода эго все еще приписывалась полностью негативная роль. Целью гипнотизера было получить доступ к содержа-

Теория защитных механизмов

нию бессознательного, и он рассматривал эго в основ­ном как помеху в своей работе. Было уже известно, что при помощи гипноза можно элиминировать или, во вся-' ком случае, преодолеть эго пациента. Новой особеннос­тью техники, описанной в «Studies on hysteria» (1893— 1895), было то, что врач извлекает выгоду из устранения эго, получая доступ к бессознательному пациента — сей­час известному как ид, — путь к которому был ранее перекрыт эго. Таким образом, целью было раскрытие бессознательного; эго было помехой, а гипноз — спосо­бом временно ее устранить. Когда в гипнозе проясня­лась часть содержания бессознательного, врач вводил ее в эго, и результатом этого введения в сознание было прояснение симптома. Но эго не принимало участия в терапевтическом процессе. Оно переносило чужака лишь в течение того времени, пока само оно находилось под влиянием врача, вызвавшего гипнотическое состояние. Затем оно восставало и начинало новую борьбу, чтобы защитить себя от навязанного ему элемента ид, и в ре­зультате с трудом достигнутый терапевтический успех исчезал. Таким образом, наибольший триумф гипноти­ческой техники — полное устранение эго на период ис­следования — оказался неэффективным в достижении постоянных результатов, что привело к разочарованию в ценности данной техники.

Свободные ассоциации. Даже в свободных ассо­циациях — методе, заменившем гипноз,— роль эго все еще остается отрицательной. Правда, эго пациента боль­ше не устраняется насильственно. Вместо этого ему предлагают самоустраниться, воздержаться от критики ассоциаций и пренебречь требованиями логической связ­ности, которые в другое время должны соблюдаться. От эго требуют молчания, а ид предлагают говорить и обе­щают ему, что его производные не встретятся с обыч­ными трудностями, если они появятся в сознании. Ко­нечно же, нельзя обещать, что, возникнув в эго, они достигнут своей инстинктивной цели, какой бы она ни была. Договор справедлив только для их перехода в сло­весную форму; он не дает им права на контроль над моторным аппаратом, что является их истинной целью.

121

Эго и механизмы зашиты

Действительно, по строгим правилам аналитической тех­ники этот аппарат заранее выводится из игры.

Таким образом, мы играем с инстинктивными им­пульсами пациента в двойную игру, с одной стороны, поощряя их проявление, а с другой—неуклонно отказы­вая им в удовлетворении, — процедура, которая порож­дает одну из многочисленных трудностей в овладении аналитической техникой.

Даже в наши дни многие начинающие аналитики считают, что главное — это добиться, чтобы их пациен­ты действительно выдавали все свои ассоциации без из­менения или торможения, то есть безоговорочно выпол­нить основное правило анализа. Но даже если такой идеал и достигается, в этом нет никакого прогресса, по­скольку в конечном счете это означает попросту возоб­новление архаичной ситуации гипноза, с ее односторон­ней концентрацией врача на ид. К счастью для анализа, такое послушание со стороны пациента практически невозможно. Основное правило никогда не может быть соблюдено далее определенной границы. Эго временно хранит молчание, а производные ид пользуются этой паузой, чтобы проложить себе путь в сознание. Анали­тик спешит уловить их последовательности. Затем эго вновь встряхивается, отвергает установку пассивной тер­пимости, которую оно вынуждено было принять, и при помощи одного из своих привычных защитных меха­низмов вмешивается в поток ассоциаций. Пациент на­рушает основное правило анализа, или, как мы гово­рим, обнаруживает «сопротивление». Это значит, что вторжение ид в эго уступило место контратаке эго про­тив ид. Аналитик при этом наблюдает, как эго предпри­нимает против ид одну из тех уже описанных мною за­щитных мер, которые столь незаметны, и теперь он должен сделать ее предметом своего исследования. Он отмечает также, что с изменением предмета внезапно меняется ситуация анализа.

При анализе ид его задача облегчается спонтанной тенденцией производных ид достичь поверхности: его усилия и стремления материала, который он пытается анализировать, однонаправлены. При анализе защитных операций эго такой общности цели, конечно же, нет.

122

Теория защитных механизмов

Бессознательные элементы эго не стремятся стать со­знательными и не получают от этого никакой выгоды. Поэтому анализ эго намного труднее анализа ид. Его приходится осуществлять косвенным путем, он не мо­жет непосредственно исследовать активность эго. Един­ственная возможность заключается в том, чтобы рекон­струировать эту активность на основе ее влияния на ассоциации пациента. Исходя из природы этого влия­ния — это может быть пропуск в ассоциациях, их пере­становка, смещение смысла и т. д., — мы надеемся ус­тановить, какого типа защита была использована эго при| его вмешательстве. Таким образом, первоочередной за-дачей аналитика является опознание защитного меха­низма. Сделав это, он тем самым произвел часть анали­за эго. Его следующая задача заключается в том, чтобы исправить то, что было проделано защитой, то есть об­наружить и восстановить на своем месте то, что было вытеснено, исправить смещение и поместить то, что было изолировано, обратно в его исходный контекст. Восста­новив разорванные связи, аналитик вновь переключает свое внимание с анализа эго на анализ ид.

Таким образом, нас интересует не соблюдение ос­новного правила анализа ради него самого, а порождае­мый им конфликт. Лишь тогда, когда наблюдение на­правлено поочередно то на ид, то на эго, а интерес раздвоен, охватывая обе стороны находящегося перед нами человека, мы можем говорить о психоанализе, от­личающемся от одностороннего гипнотического метода.

Другие средства, используемые в аналитической технике, теперь легко могут быть классифицированы на основании того, на что направлено внимание наблюда­теля.

Толкование сновидений. Ситуация интерпретации сновидений нашего пациента и ситуация, в которой мы работаем с его свободными ассоциациями, — это одна и та же ситуация. Психическое состояние спящего мало отличается от состояния пациента во время анализа. Подчиняясь основному правилу анализа, пациент произвольно приостанавливает некоторые функции эго; у спящего это происходит автоматически под влиянием

123

Эго и механизмы зашиты

сна. Пациент располагается на кушетке, чтобы у него не было возможности удовлетворить свои инстинктив­ные желания в действии; точно так же во сне моторная система приводится в состояние бездействия. А влия­ние цензуры, перевод скрытых желаний в явное содер­жание сна, с искажениями, сгущениями, смещениями, перестановками и пропусками, соответствуют искаже­ниям, возникающим в ассоциациях в результате сопро­тивления. Таким образом, интерпретация сновидений помогает нам в исследовании ид в той мере, в какой она позволяет обнаружить скрытые намерения (содержание ид), а также в исследовании эго и его защитных опера­ций в той мере, в какой она позволяет нам реконструи­ровать предпринятые цензором меры по их воздействию на содержание сновидения.