Искусство психологического консультирования

31

Пожалуй, единственным актом в жизни, когда индивидуум дости­гает полного слияния с самим собой, преодолевая тем самым чувство вины, является акт чистого творчества, в самые напряженные момен­ты которого художник входит в состояние, близкое к экстазу. Но именно художники очень часто испытывают необыкновенно острое и мучительное чувство вины в отношении своих произведений. Когда художник во власти вдохновения, он настолько поглощен творческим процессом, что в этот момент теряет ощущение времени и реальности. Но когда произведение завершено, художника охватывают два чувст­ва: с одной стороны, удовлетворение и ощущение психологического катарсиса, вызванные творческим порывом, а с другой — омытое ка­тарсисом и от того ставшее еще более выраженным чувство вины. Оно возникает от осознания, что картина не так совершенна, как мечта­лось, но, самое важное, от осознания, что свершилось нечто величест­венное, чего художник недостоин. У больших художников часто быва­ет странное ощущение, что они имеют дело с чем-то опасным. Словно они приблизились к порогу самой Красоты и испытывают то же чув­ство вины, что испытывали первобытные идолопоклонники, прикаса­ясь к алтарю Бесконечности.

Стоит вспомнить классическую литературу, мифологию различ­ных народов и примитивные религии, чтобы убедиться в универсаль­ности чувства вины. Древние греки отнюдь не отличались болезнен­ной психикой, наоборот, многие ученые полагают, что им было незна­комо значение слова "грех" в нашем понимании. Однако ощущение вины пронизывает все их драмы и наполняет их глубоким смыслом. Подразумевается, что вина присуща человечеству. Мы стоим ниже бо­гов, говорят античные драматурги, но мы непрестанно стремимся до­стичь божественного уровня.

Откуда возникает чувство вины? Во-первых, оно неизбежно для личности, поскольку нераздельно связано с понятиями свободы, авто­номии и моральной ответственности. Как точно заметил Ранк, "сво­бодная воля так же неизбежно связана с идеей вины или греха, как день с ночью". Поскольку индивидуум обладает творческой свободой, перед ним все время открываются новые возможности и в каждом слу­чае возникает не только побуждение к творчеству, но и отчасти чувст­во вины. В каждой возможности соединены вызов — движение к ее во­площению — и чувство вины, как две стороны одного явления. Любо­му состоянию напряженности присуще чувство вины. Оно сродни чув-

ству зияющей "пустоты", которую испытывает человек, стоящий над глубокой горной расселиной, упершись ногами в ее противоположные края, если прибегнуть к такой весьма несовершенной метафоре.

Поэты, философы и теологи уже давно пытаются объяснить это странное чувство вины, скрытое в глубинах человеческого существа. Одни считают, что оно объясняется той пропастью, что отделяет со­вершенство от нашего несовершенства. Человек хочет, например, на­рисовать совершенную картину или написать совершенную поэму, но поскольку мы обречены на существование в несовершенном мире лю­дей, наши цели остаются недосягаемыми. Другие мыслители, особен­но поэты, полагают, что чувство вины возникает из столкновения жи­вотного и духовного начал в человеке. Согласно философии Платона, это чувство порождается противоречием между телом и разумом. Не­которые психотерапевты приписывают чувство вины напряженности субъективно-объективных отношений внутри самой личности. Ранк приписывает возникновение чувства вины нравственной совестливос­ти и приводит в пример библейскую историю грехопадения. Только вкусив от "древа познания добра и зла" (что означает появление у че­ловека способности отличать правильное от неправильного), Адам познал чувство стыда. Чем бы мы ни объясняли эту глубину духовнос­ти, приходится признать, что она свидетельствует об определенной противоречивости природы человека, о том, что он равно земное и ду­ховное существо. Отсюда следует вывод, что, если наше существова­ние будет примитивно приземленным, как у животных, мы станем не­вротиками, но если мы попытаемся отринуть свою телесную оболоч­ку, чтобы воспарить в мир духовный, мы тоже сделаемся невротика­ми. Это то, что в давние времена называлось "оказаться между двух миров". Фактически речь идет даже не о двух мирах, а о двух сторонах одного и того же мира, что еще больше осложняет проблему. Ибо че­ловек должен все время поддерживать внутреннюю напряженную связь между этими двумя противоположными сторонами одного мира — необусловленной и обусловленной.

Мы не являемся существами исключительно горизонтального уровня или вертикального порядка; мы существуем как горизонталь­но, так и вертикально. Наибольшее напряжение возникает в месте пе­ресечения этих двух плоскостей. Неудивительно, что жизнь не может быть неразложимым целым!

Предельное напряжение подводит нас к осознанию духовности. В месте пересечения вертикальных и горизонтальных плоскостей возни­кает понимание нравственных заповедей, на которых особо останав­ливался Кант и другие мыслители, а также понимание идеи совершен­ства. Глядя, например, на несовершенную красоту дерева или карти-

33

3-817

Улавливаемое нами противоречие свидетельствует, таким обра­зом, о духовности человеческой природы. Хотя мы сами бытийно обусловлены, конечны и несовершенны, по сути мы являемся носите­лями духовности, а это, в свою очередь, привносит элемент необуслов­ленности в природу человека, делая нас бесконечными и совершенны­ми. Внутренняя напряженность личности свидетельствует о непрерыв­ной работе духовного начала.

Таким образом, духовность личности не только не является чем-то патологически постыдным, а наоборот, является признаком боль­ших возможностей и предопределенности судьбы. Это повод для ли­кования, ибо искра Божия потревожила темноту внутри нашей земной оболочки. Высокоразвитые личности ощущают духовность острее, чем средний человек, и используют ее для своего дальнейшего разви­тия.

Следовательно, портрет личности будет неполным, если не учи­тывать ее внутреннюю духовную напряженность. Системы психотера­пии, исходящие из чисто натуралистических принципов, обречены на неуспех. Мы можем сделать вывод, что здоровая личность должна творчески адаптироваться к пониманию предельности и что залогом здоровья является осознанное чувство духовности.

Относительно духовной напряженности — четвертой составляю­щей личности — можно сделать следующий вывод для профессио­нального консультирования: задача консультанта — помочь клиенту освободиться от патологического чувства вины и в то же время на­учить его достойно принять и сделать устойчивым то духовное напря­жение, которое присуще природе человека.

Источник личностных проблем

История Джорджа

Джордж Б. произвел на меня весьма благоприятное впечатление, когда вошел в мой кабинет. Ростом выше 180 сантиметров, с привле­кательной внешностью и стройной фигурой. Он крепко, может, не­сколько эмоционально, пожал мою руку и начал свой рассказ разме­ренным, старательно сдерживаемым голосом, пристально глядя мне в

лицо.

Его проблема заключалась в общей неудовлетворенности своим пребыванием в колледже. Это меня удивило, потому что, судя по внешним данным, Джордж был из тех людей, которые отлично вписы­ваются в студенческую жизнь. Будучи студентом второго курса, он по­думывал, не стоит ли ему вообще оставить учебу. В последние недели ему все труднее было сосредоточиться на занятиях, им овладела не­объяснимая нервозность. Он перешел с факультета физического вос­питания на факультет гуманитарных наук, но ему это не помогло. Объясняя причину перехода, Джордж заметил, что ему были не по вкусу нравы, царившие на прежнем факультете. Он с особенным от­вращением упомянул тренера группы, который позволил себе выпить во время одного из походов. Джордж осудил весь факультет и написал соответствующий отчет.

Я начал расспрашивать его о друзьях, поскольку в этой области всего ярче проявляются нарушения личностной адаптации. Джордж ответил, что чувствует себя одиноким в колледже. Сосед по комнате в общежитии ему не нравился. Это был новичок, в котором Джорджа все раздражало, в основном по мелочам, например, то, что он слиш-

35

з*

Этот молодой человек явно приближался к кризису развития сво­ей личности. В последний месяц, когда он бывал у меня, его состояние ухудшилось. Внутреннее напряжение настолько возросло, что он поч­ти не мог сосредоточиться на занятиях и плохо спал по ночам. Замет­ны были резкие перепады настроения. То он приветствовал меня сия­ющей улыбкой и восторженно-жизнерадостным заявлением: "Сегодня весь мир у моих ног!", то являлся погруженный в глубокую депрессию. И я часто замечал, что в такие моменты он бродит по университетско­му городку, словно в тумане. Резко ухудшилось его физическое состо­яние, и врачи колледжа рекомендовали ему взять академический от­пуск, чего он, к счастью, не сделал.

Здесь мы имеем дело с состоянием, близким к тому, которое обычно называют "нервным расстройством". Когда я излагал исто­рию Джорджа, многие моменты в ней могли показаться незначитель­ными, но они свидетельствуют о более серьезных, глубинных процес­сах. Он вполне мог превратиться в невротика, если бы все в его жизни шло неизменным путем. Начальная стадия невроза была налицо.

Что следует предпринимать в подобных случаях? А они нередки в студенческой среде, или в любой молодежной группе, или даже среди пожилых людей. Может, надо было отправить Джорджа домой на от­дых? Устойчивого результата это бы не дало. Стоило ему вернуться к активной жизни, как он опять пошел бы по проторенной дорожке к своему неврозу, ибо оставалась его основная причина в виде неразре­шенных личностных напряжений. Может быть, консультанту надо было все спокойно обсудить и попытаться убедить Джорджа в том, что в колледже не так уж все плохо, как ему кажется, и что все еще встанет на свои места? Такая тактика привела бы к спору, в результате которого Джордж только еще больше утвердился бы в своей предвзя­той позиции. Нет, пациент получит помощь только в том случае, если терапевт обладает глубоким психологическим подходом и понимани­ем.

Изучая личностную модель Джорджа (источник его проблем), я выяснил, что он был вторым ребенком, после первой девочки, в фер­мерской семье с глубокими религиозными и нравственными традиция­ми. Его сестра училась в этом же колледже и успешно окончила его.

Самой заметной личностной чертой Джорджа было неимоверное честолюбие. Оно выражалось в желании командовать другими людь­ми, своим соседом по общежитию, своей девушкой и даже преподава­телями. В какой-то мере это можно было объяснить великолепными физическими данными молодого человека, которые, еще до поступле­ния в колледж, всегда обеспечивали ему необходимый престиж. Час­тично это можно было отнести на счет того, что он был младше сест­ры (хотя, рассуждая в этом плане, следует проявлять осторожность). Часто второму ребенку свойственно повышенное честолюбие, вызван­ное желанием сравняться со старшим ребенком или даже в чем-то пре­взойти его. Это особенно выражено в отношении младшего брата к старшей сестре, поскольку девочки в ранние годы развиваются быст­рее.

Гипертрофированное желание повелевать, как у Джорджа, в ос­новном, как правило, связано с чувством ущербности, которое побуж­дает человека переделать всех на свой лад. У Джорджа были выражен­ные признаки ощущения неполноценности. Казалось бы, спортивные занятия предоставляли ему самую подходящую возможность превзой­ти своих однокурсников, поскольку его первоначальным выбором бы­ло физическое воспитание. Но он не преуспел ни в одной из ведущих студенческих команд. Правда, он не пытался напрямую винить в сво­их неудачах тренеров — происходящие в личности психологические процессы гораздо тоньше, чтобы позволить открытый выпад. Пробле­ма была им перенесена в нравственную сферу, что позволило ему кри­тиковать тренеров за пристрастие к пиву.

Снедаемому честолюбием молодому человеку не удалось добить­ся престижа доступным ему способом. Тогда он стал добиваться его в моральном смысле, старательно отыскивая недостатки в окружающих его людях. Он критиковал преподавательский состав факультета и строил планы полного преобразования всех и вся, от своей девушки до студенческой религиозной программы. Это был способ "возвыше­ния собственного ego", как говорил Адлер. Как это часто случается, Джордж использовал свою набожность не для бескорыстного служе­ния людям, а как орудие утверждения собственного "Я". На некото­рый период эта стратегическая уловка помогла, его перестроечный пыл в какой-то мере поднял его "Я" в собственных глазах. Но победа была достигнута негодными средствами. Эти незначительные успехи только еще более противопоставили его окружающим, способствова-

38

39

интересоваться, почему он так много работает? Какие внутренние пе­ренапряжения не позволяют человеку выполнять свои обязанности? Часто человек бросается с головой в работу, чтобы уйти от нерешен­ных личных проблем.

Причиной личностных проблем является нарушение правильного распределения напряжений во внутренней структуре личности. На при­мере Джорджа мы видим разбалансированность таких напряжений (с одной стороны, эгоцентрическое честолюбие, а с другой — слабый об­щественный интерес, неспособность к сотрудничеству). Чем больше нарушается соотношение напряжений, тем больше опасность нервно­го расстройства.

Коррекция напряжений — процесс динамичный, творческий, по­стоянно происходящий в каждом из нас. Возьмем прохожего, остано­вившего вопросом встречного незнакомца. С одной стороны, ему хо­чется показать свою властность, а с другой — появляется интерес к встречному как к родственному человеческому существу. Прохожий испытывает внутреннюю "переналадку" напряжений. Или по дороге домой человек читает книгу в транспорте. Каждое новое переживание захватывает его и сопровождается соответствующим перераспределе­нием напряжений. Такая же коррекция происходит каждый раз, когда человек ощущает необходимость какого-то действия, или переживает чувство ущербности, или состояние триумфа, или отчаяния.

Личность никогда не бывает статичной. Она подвижна, она по­стоянно изменяется. Поэтому не стоит говорить о внутриличностном "равновесии" или "балансе", поскольку это подразумевает, что лично­стные напряжения можно отрегулировать раз и навсегда, т.е. сделать личность статичной. А в царстве психики стать статичным значит уме­реть. Если прибегнуть к метафоре, то жить не значит настроить себя, как приемник, на одну волну и пусть работает, а постоянно ловить ме­няющуюся волну, т.е. новые переживания каждого дня, волну, иду­щую к нам из бесконечно созидающей жизни, всегда новой и разнооб­разной.

Однако не следует из вышесказанного делать вывод, что человек сегодня в корне отличается от себя вчерашнего или он так же бессилен под напором своих эмоций, как перекати-поле под порывом ветра. Модель личности сохраняет определенную преемственность благода­ря прошлому опыту, глубоко отложившемуся в подсознании. То, ка­ким был человек месяц, год, пять и много лет тому назад, оставляет определенный психический заряд в подсознании, который воздейству­ет на сегодняшние напряжения. Это свойство подсознания тоже дина­мично и мобильно; бесконечное количество таких зарядов воздейству­ет на человека в каждый данный момент. Вот почему даже привычки

не могут быть статичными. Сомнительно, чтобы в здоровом организ­ме существовала такая вещь, как привычка в чистом виде, поскольку ни одна жизненная ситуация не проходит бесследно, обогащая жиз­ненный опыт новыми элементами, воздействующими на психические напряжения личности. Большинство людей даже не осознают, как бо­гата творчеством, разнообразием и возможностями наша жизнь.

Мы намеренно используем термин "напряжение", потому что че­ловек всегда испытывает определенное внутреннее натяжение, даже стресс и перегрузки. Такое натяжение, например, появляется у челове­ка, находящегося в одном месте, но знающего, что через час ему надо быть в другом. Вот это осознание обязательности создает определен­ное психическое напряжение. Такое же напряжение существует между работой, проделанной вчера и предстоящей завтра. Этот груз человек несет в себе изо дня в день, словно навьюченный своей работой. Есте­ственно, наиболее значительным является напряжение между тем, что человек собой представляет, и тем, чем ему, по его мнению, следует быть. Если прибегнуть к весьма несовершенной метафоре, человек — это сеть, состоящая из нитей напряжения между бесконечным количе­ством точек, причем направления нитей и точки их прикрепления под­вержены постоянным изменениям.

Будет грубой ошибкой рассматривать личность без учета напря­жений, т.е. исходить из предположения, что душевно здоровый чело­век счастливо обходится без напряжений. Само собой разумеется, что ненормальное распределение напряжений, в результате чего перена­пряжение в какой-то точке грозит разрывом, может привести к нерв­ному расстройству. Желательно не стремиться избегать напряжений, но вовремя корригировать их. Даже при желании избавиться от внут-риличностных напряжений невозможно. Невротики предпринимают такие попытки, например, не выходя из дома, не встречаясь с людьми, что в итоге приводит к стагнации и неизбежному нервному расстрой­ству. Следует мужественно признать необходимость напряжений и вы­работать наиболее эффективный механизм коррекции, с тем чтобы личность могла творчески выразить себя в окружающем мире.

Надо особо подчеркнуть, что коррекция напряжений происходит внутри личности. Нельзя, конечно, отрицать роль внешних факторов, Но они приобретают значение тогда, когда личность включает их в свою структуру и использует как точки опоры. Все разговоры о необ­ходимости "приспосабливаться к окружению", столь популярные сре­ди дилетантов новой волны в психологии последних лет, подразумева­ют, что единственной "заботой человека является умение вписаться" в свое окружение. Такой взгляд искажает проблему и принижает лич­ность человека. Как будто человек всего лишь кусок резины, можно

Скачать 1.85 Mb.

Поделитесь с Вашими друзьями: