Исследование бессознательной проблематики и структуры характера в области психодиагностики и терапии

Итоги

При взгляде на полученный опытным путем с начала развития метода материал общие закономерности содержательного и формального плана, имеющие одинаковую психологическую подоплеку, выражаются в моделях обыденного поведения. Таким образом, так как сценотест построен на непосредственном опыте именно межчеловеческих отношений и отношения к окружающему миру, полученный опыт будет рассматриваться именно с этой точки зрения.

Тяжело идущие на контакт испытуемые часто используют как при первом исследовании, так и в начале лечения, только строительные кирпичики, постепенно добавляют животных и в конце концов вводят в игровые отношения кукольные фигурки. Когда их спрашивают, почему они не включают в отношения фигурки, испытуемые нередко пытаются рационализировать свои действия. Причиной они называют то, что куклы им не понравились, что они не соответствуют размерам остального материала или что для их сцен куклы вообще не подходят. В других случаях люди говорят, что могут обойтись без вовлечения в игру кукольных фигурок – это может указывать на то, что они живут в нереальном мире. В таких случаях строятся дома, парки или садовые участки, по которым не должны прогуливаться люди, причем эти сооружения нарочито стилизованны, эстетически эффектны, но безжизненны.

При зарождающемся сближении люди, плохо идущие на контакт, используют в сцене животных, особенно маленькую плюшевую собачку. Тенденции проявления нежности выражаются посредством мимолетных поглаживаний мягкого меха, который используется для укрывания или для укладывания «себя» на мех. Нежность также может направляться даже не на собственно подразумеваемый объект. Особенно «заброшенные» в переносном смысле этого слова дети приближают пушистую собачку как сторожа или друга к одной-единственной фигурке – часто к ребенку. Через объятия и объединение маленький пациент как будто психологически «пришел к собаке».

Но также, если куклы выступают в сценах как представители людей, единственная задействованная в игре фигурка или может быть указанием на проблемную ситуацию, или во взаимоотношениях нескольких кукольных фигурок может выразиться изолированность, в которой испытуемый живет в реальности. Это возможно в том случае, когда встречается вообще только одна фигура, будь то символическая фигура или кукла, которая, например, стоит совершенно одна на скудно обустроенной игровой площадке или скрыта от окружающего мира стенами.

Если используется более чем одна фигура, все же может выражаться нарушение способности идти на контакт – это так, если испытуемые настойчиво оставляют своих кукол «одиночками» или выставляют фигуры отвернутыми друг от друга, или подчеркивают, что «никто никому не принадлежит».

В построении особенно крепких стен или многократных ограждений могут выражаться страхи. Таким же образом страхи проявляются в идентификации испытуемого с неким сильным существом, которое защищается от опасности, исходящей из внешнего мира, посредством магической силы или волшебства.

При акцентированном стремлении к значимости играющий часто ставит ту кукольную фигурку, с которой он себя отождествляет, в центр внимания, и при этом отворачивает ее от зрителей. Нередко в игру вводится также фигурка принцессы в качестве матери; особенно так поступают те дети, матери которых в реальной жизни предъявляют к ним особые требования или же ведут себя несамостоятельно; таким образом, дети бессознательно чувствуют, если матери питают в отношении их честолюбивые намерения, надеются на их социальный рост. При ощутимом дистанцировании от родителей, учителей или начальства, родители среднего возраста представляются в таких случаях как «взрослые куклы». Если различие в возрасте не так значительно, чтобы это акцентировать, но родители представлены фигурками бабушки и дедушки, то также можно говорить о дистанцировании. К этому же ведут, с другой стороны, бессознательные желания показать родителей особенно мудрыми и заботливыми. Дети, которые чувствуют к себе повышенные требования или сами их себе предъявляют, иногда представляют себя в образе взрослых – так происходит и в случае, если они уже взрослые и тяжело переживают влияние авторитетов.

Если дети чувствуют себя дома незащищенными, они строят с помощью плоских камней только вертикальную проекцию дома, в котором отсутствуют защищающие стены.

Сцена может внешне производить впечатление сплоченности семьи, но ассоциации испытуемого выдадут противоположную ситуацию.

Если у испытуемых происходит ярко выраженное активное противостояние с людьми, с которыми они находятся в каких-либо отношениях, скрытые враждебные побуждения мобилизуются через отношения, выражаемые в игре посредством кукол. В скрытой форме это может проявляться, когда испытуемые в своих сценах устраняют посредством каких-либо высших сил конкурентов, тираничных авторитетов или других, воспринимаемых как помеху, людей. Они сталкивают машины, в которых сидят люди, бьют самолеты о жилые дома с такой силой, что они разрушаются и погребают под собой жителей. Бурное выражение таких чувств, скрываемых долгое время, может привести к тому, что пациент сам, как актер в игре, лично оскорбляет кукол действием: одной кукле он может оторвать голову, другую переехать автомобилем.

У маленьких детей желание устранить людей, с которыми у них есть трения, выражается в примитивной форме проглатывания и пожирания. Например, крокодил пожирает ребенка, который воспринимается как конкурент и поэтому его хотят удалить. Здесь подтверждается глубинное психологическое знание, что ребенок в первые годы жизни может выразить себя только «орально», т. е. через еду или пожирание. Таким образом, игра на сцене может в отдельных случаях эмпирически охватить разнообразные варианты связи с бессознательными душевными процессами. То, что происходит во сне, можно передать только с помощью слов, а то, что открылось с помощью анализа, выявляется в живом общении. В игре на сцене наглядно передаются бессознательные духовные порывы как здоровых, так и невротиков, порывы, которые не просто выявить и объяснить, даже обладая глубокими психологическими знаниями.

Как показывает многолетний опыт и полученный материал, агрессия несравнимо чаще будет проявляться в непрямой форме с помощью предметов и животных, чем через отношения одной кукольной фигуры к другой.

Агрессия может выразиться в том, что одна фигура набрасывается на другую, они бьют друг друга, боксируют, борются, откручивают друг другу головы. Для выражения сильной агрессии может использоваться колотушка. Агрессия выражается, судя по опыту, чаще с помощью добавочного материала, в то время как позитивное отношение намного чаще случается при прямом взаимодействии кукол. Возможно, это происходит оттого, что агрессия так сильно связана с чувством вины, что актер выражает ее в нейтральной форме через животное или судьбоносное обстоятельство.

Здесь материал сценотеста выступает в роли катализатора, мобилизует побуждения, освобождает их и приводит в действие. В ходе процесса аналитик играет ферментативную роль, и он озвучивает результат этих побуждений, доводит его до сознания испытуемого. «Переливание» в оптимальную форму личности – в «Пер Гюнте» Генриха Ибсена это символизирует Литейщик пуговиц – осуществляется у пациента с помощью действия, которое он непроизвольно воспроизводит на этой миниатюрной сцене человеческих страстей.

В течение разыгрываемой на сцене драмы автор представляет межчеловеческие отношения, исходящие равным образом от игрока и от противоположного игрока, и происходит это в терапевтическом тестировании пациента только в плоскости его собственных жизненных переживаний, так как пациент выступает здесь и автором, и режиссером, и актером в одном лице. Терапевт берет на себя роль визави, как это совершается и при переносе, которому способствует игра со сценотестом.

Равным образом с помощью сценотеста возможно непроизвольно выразить как негативное, так и зарождающееся позитивное отношение к миру. Это выражается сначала в нерешительном желании, в потребности погладить мягкие предметы, такие как мех или тряпичную собачку, уложить куклу-ребенка на меховую подстилку, заботливо укрыть одеялом. В более четкой форме это находит выражение, когда к одной кукольной фигурке приближается собака, выступающая другом, или фигурки сами явно представляют в разнообразных формах дружеское межчеловеческое поведение. Чем более кто-либо откровенно агрессивен в жизни и направляет свою агрессию на других людей, не печалясь об отношениях, тем более он будет представлять взаимоотношения кукольных фигурок в дружественно-жизнелюбивом ключе.

Этот взгляд на общие моменты, которые выражаются в представлении при проблемах и конфликтных ситуациях, подводит нас к следующим примерам из практики применения сценотеста. Специфическое своеобразие отдельных испытуемых и их повседневное поведение позволили выразить эти общие моменты в разнообразных вариациях и нюансах и таким образом поспособствовали тому, чтобы с тонким психологизмом охватить каждый отдельный случай.

СПЕЦИАЛЬНАЯ КЛИНИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

Сценотест как вспомогательное средство
при диагностике