Купер К. I индивидуальные различия/Пер, с англ. Т. М. Марютиной под ред. И. В. Равич-Щербо

Наряду с тем фактом, что общая среда играет незначительную роль и в детерминации интеллекта взрослого человека, последний из упомянутых результатов, я полагаю, — одно из наиболее заме­чательных открытий, сделанных вообще в психологии. При нали­чии всего, что было написано по поводу важности семьи в дет­стве, совершенно поразительно обнаружить, что личность, ока­зывается, почти не подвержена влиянию типа семьи, в которой она воспитывается. Никакого значения не имеет, воспитывается ли ребенок в доброй, нежной, любящей семье или же в семье, где есть насилие, — любые влияния на будущую личность ребенка должны быть описаны в понятиях генетических факторов, кото­рые он наследует от родителей, а не в понятиях детского опыта самого по себе. Корреляции между генетически разными детьми, которые воспитываются (усыновлены) в одной и той же семье, обычно почти равны нулю (Закерман упоминает значение г, рав­ное 0,07).

Как пишут Броди и Кроули (Brody, Crowley, 1995), «если вли­яния разделенной среды близки к нулю, большинство из пере­менных, которые обычно изучали возрастные психологи, имеют либо незначительное влияние на личность, либо не имеют ника­кого», и «это обычная ошибка — изучать средовые влияния на личность и интеллект, не учитывая возможные генетические эф­фекты». Поскольку в конечном счете все исследования приводят к одному и тому же выводу, трудно спорить с этим заключением. Поэтому кажется, что все теории развития, откровенно базиру-

Результаты дают основания полагать, что личность детерми­нируется совместным действием генетических факторов и особен­ностями индивидуальной среды детей. Последняя включает влия­ние определенных учителей на ребенка, «особенные» в каждом случае отношения между ребенком и другими членами его семьи или влияние друзей вне семьи. Однако это утверждение в опреде­ленной степени необходимо ограничить. Некоторые личностные черты (или виды поведения), как было установлено, подвержены существенному влиянию со стороны общей среды. Например, в исследовании близнецов, проведенном Стивенсоном (Stevenson, 1997), изучалась степень генетической детерминации просоциаль-ного поведения (эмпатии, поддерживающего поведения и альтру­изма), асоциального поведения (агрессии, деструктивного по­ведения) и социабельности. Было установлено, что асоциальное поведение имеет сравнительно небольшую генетическую состав­ляющую (0,24 в противоположность просоциальному поведению и социабельности: 0,54 и 0,67 соответственно), и это был единствен­ный вид поведения, для которого влияние разделенной среды ока­залось существенным (0,54 в противоположность 0,02 и 0,0 соот­ветственно). Таким образом, становится ясным, что по крайней мере некоторые виды поведения могут формироваться семьей — просто так получается, что основные личностные черты этим пу­тем не формируются.

Исследование Педерсена с соавторами (Pedersen et al., 1988) включало 59-летних мужчин; в исследованиях Лоелина и Николса (Loehlin, Nichols, 1976) и Теллегена с соавторами (Tellegen et al., 1988) принимали участие испытуемые в возрасте 18 и 21 года со­ответственно. Влияние генетических факторов на личность с воз­растом, по-видимому, не уменьшается. Если бы оно уменьшалось, то монозиготные и дизиготные близнецы в исследовании Педер­сена обнаруживали бы сходные корреляции. Более того, получен­ные данные позволяют предполагать, что генетические влияния с возрастом становятся более значимыми.

Резюме

лизацию экстравертированного поведения, в то время как невротик может формировать свой жизненный стиль так, чтобы он был макси­мально безопасным, предсказуемым и, насколько возможно, не подвергающимся угрозе. Следовательно, типы уникальных индиви­дуальных сред, в которых формируются индивидуумы, по крайней мере частично могут зависеть от особенностей их генотипов. Это интересная идея, которую еще только начинают исследовать. Наиболее интересное направление исследований связано с изуче­нием действия отдельных генов на поведение и на оценки, полу­ченные по тестам личности и способностей. Один из наиболее обе­щающих фактов здесь состоит в том, что выявлен ген, который, по-видимому, тесно связан с уровнем тревоги (Lesch et al., 1996). Обнаружение гена, который имеет такие сильные связи с психоло­гическим конструктом, — большая удача, поскольку, как утверж­далось ранее, мы должны были ожидать, что такие черты, как тревога, интеллект и экстраверсия, находятся под влиянием многих генов, каждый из которых оказывает сравнительно небольшое вли­яние. При всей значимости фактов, рассмотренных в этой главе, прежде чем переходить к следующей, необходимо напомнить об одной очень важной точке зрения. Вы должны помнить, что суще­ствует определенная оппозиция самому понятию «черта». Интел­лект рассматривается не как реальное свойство людей, а как удобная социальная абстракция (Howe, 1988); такое же толкование со сторо­ны некоторых социальных психологов получают личностные черты (Hampson, 1997). То обстоятельство, что и интеллект, и личностные черты имеют очень существенный генетический компонент, по-види­мому, дает основание предполагать, что ни один из этих взглядов не является полностью оправданным и индивидуальные различия, кото­рые мы измеряем посредством психологических тестов, представля­ют собой в значительной степени поведенческие следствия индивиду­альных различий в некоторых биологических структурах.

Предложения

по дополнительному чтению

Существует несколько великолепных текстов и журнальных статей, которые вводят основные генетические понятия (такие, как описаны выше); ознакомиться с ними целесообразно до перехода к более слож­ным вопросам, например, к многопараметрическим моделям. Сюда вклю­чаются работы следующих авторов (порядок перечисления не имеет зна-

чения): Бушара (Bouchard, 1993, 1995); Стивенсона (Stevenson, 1997); Пе-дерсена и Лихтенштейна (Pedersen, Lichtenstein, 1991); Пломина и Дани-элса (Plomin, Daniels, 1987); Пломина (Plomin, 1988); Пломина и Рэнда (Plomin, Rende 1991); Броди и Кроули (Brody, Crowley, 1995); Ивса с соавторами (Eaves et al., 1989) и др. Кемин (Kamin, 1974) представляет очень ранний, в значительной степени «средовой» подход. Однако, может быть, стоит также прочесть несколько рецензий на эту книгу, прежде чем принимать его аргументы близко к сердцу.

Ответы на задания по самопроверке

9.1. Вы пришли бы к заключению, что либо черта имеет генетичес­кий компонент, либо она зависит от среды, и в этом случае с идентичными близнецами обращаются более сходным образом, чем с неидентичными. Я не рассматривал последнюю возмож­ность в тексте детально, поскольку исследования дают основа­ние полагать, что типы средовых воздействий, которые у иден­тичных близнецов более сходны, чем у неидентичных (напри­мер, соблюдается сходство в одежде), вряд ли оказывают значительное воздействие на их личности и интеллект.

9.2.

Вычитание двух уравнений дает:

Rmz Rdz

2 r dz - rmz = 0+ C Подставляя сюда значения коэффициентов корреляции, полу­чим:

А = 2 (0,6 - 0,4) = 0,4, С = 2x0,4 - 0,6 = 0,2. Следовательно,

Е = 1 - А-С = 1 - 0.4 -0,2 = 0,4,

т.е. в данном гипотетическом случае в детерминации показате­лей этой черты генетические влияния и индивидуальная среда равно важны и каждый из этих компонентов приблизительно в два раза более значим, чем общая среда. Эти важные результаты были включены в качестве вопроса для самопроверки, поскольку на экзамене может оказаться легче (и безопаснее) выводить формулу на основе начальных принци­пов, вместо того чтобы пытаться ее запомнить.

10
10

НАСТРОЕНИЕ

И МОТИВАЦИЯ

КАК СОСТОЯНИЯ

Большая часть этой книги посвящена изучению черт, т.е. тех стабильных характеристик, которые классифицируются как спо­собности и личность. В этой главе мы кратко проанализируем пси­хологию настроения и мотивации, которые обычно рассматрива­ются как состояния, меняющиеся во времени и чувствительные к жизненным событиям.

Главы, рекомендуемые

для предварительного чтения

5.

Введение

Никто никогда не предполагал, что модель, базирующаяся на выделении черт, — это все, что требуется психологии индивиду­альности, поскольку она не охватывает два довольно очевидных типа индивидуальных различий: различия в настроениях* и моти­вации.

Эта глава будет посвящена некоторым основным теориям на­строения и мотивации. Вопросы, касающиеся способов их оцен­ки, нередко бывают очень трудными, и об этом речь пойдет в главе 19.

К числу главных особенностей как эмоций, так и мотиваций относятся следующие:

• они изменяются во времени;

• они будут изменяться в ответ на изменение ситуации.

Мы можем переживать чувство эйфории (или отчаяния!) пос­ле участия в соревнованиях или после оглашения результатов эк­замена, чувство страха на безлюдном шоссе или прилив чувства любви в ответ на чей-то добрый поступок — все это примеры на­строений.

Мотивация — это то, что толкает нас к действию. Вы помните, какое значение Фрейд придавал сексу, однако другие факторы тоже могут мотивировать нас. Боязнь провала может заставить нас упорно заниматься перед экзаменом. Мучительный голод может привести нас в кухню, когда мы работаем поздно ночью. Однако, когда мы удовлетворили свои сексуальные желания (или сдали эк­замены, перекусили), наш интерес к сексу (психологии, пище), вероятно, на время уменьшится. Таким образом, эти мотивацион-ные переменные тоже являются скорее состояниями, чем чертами.

О психологии настроения и мотивации известно значительно меньше, чем о психологии черт личности и способностей, и я полагаю, что для этого есть очень серьезная причина. Измерение черт чрезвычайно полезно во многих областях прикладной психо­логии, например, для отбора тех претендентов на должность, ко­торые имеют незаурядные способности в какой-то конкретной области, для решения того, кто из индивидуумов с большей веро­ятностью окажется достаточно стабильным, чтобы справиться со стрессами, находясь длительное время в подводной лодке или в

* Рассматривать ли настроения и эмоции как явления одного порядка — вопрос спорный (см., например: Morris, 1985; Cooper, 1997).

космическом корабле, или для оказания помощи в определении того, станет ли ребенок дислексиком. Знание оценок конкретного человека по основным чертам личности и способностей позволит предсказать, как индивидуум будет себя вести. Однако, как мы отмечали раньше, состояния оказываются и ситуационно-специ­фичными, и преходящими.

Плохо то, что на состояния может действовать очень большое количество когнитивных переменных. Эмоции, которые вы пере­живаете, когда незнакомый человек проливает на вас какой-ни­будь напиток, будут чрезвычайно варьировать в зависимости от того, верите вы или нет в то, что это была случайность. Мы можем также оценить сам факт переживания стресса и изучить наши воз­можности уменьшения подобных чувств (например, уход из уни­верситета; улучшение навыков распределения времени; обвине­ние в нереалистических ожиданиях преподавателей, а не самих себя; посещение бара). Различные индивидуумы могут применять разные когнитивные «стратегии преодоления» при столкновении со стрессогенными жизненными событиями, и эти стратегии бу­дут влиять на возникающие в результате настроения (см., напри­мер: Folkman, Lazarus, 1980). Таким образом, на состояния влия­ют как внешние события, так и внутренние процессы (например, стратегии преодоления).

Поскольку состояния варьируют с течением времени и от од­ной ситуации к другой и могут в значительной степени зависеть от контроля над собственным настроением и от использования стра­тегий преодоления, единичное измерение состояния настроения на самом деле не приносит особой пользы для прогноза того, как человек будет реагировать на следующей неделе, или в следующем месяце, или в другой ситуации. Поэтому в прикладной психологии (например, для отбора персонала и в психологии управления) измерения настроения имеют ограниченное использование.

То же самое относится и к тестам, измеряющим мотивацию. На первый взгляд это утверждение кажется довольно странным. Например, при отборе персонала было бы полезно оценить моти­вы соискателей, претендующих на какую-либо должность. Одна­ко, даже если мы допустим, что мотивы могут быть оценены точ­но, мотивы, побуждающие человека поступать на работу в орга­низацию (например, отчаянная необходимость выплатить долги, ощущение собственной ценности в результате принятия на рабо­ту), могут довольно сильно отличаться от мотивов, которые удержи-

вают человека на должности (например, хорошая атмосфера в кол­лективе, нутреннее удовольствие от улаживания конфликта). По этим причинам довольно мало смысла в получении «моменталь­ного снимка» мотивов, касающихся одного случая.

Конечно, состояния могут быть гораздо более значимыми, чем черты, для нас как для индивидуумов. Например, приступы тревоги или депрессии способны заставить нас чувствовать себя очень не­счастными, мотивация, побуждающая к пьянству или к азартным играм, может оказаться непреодолимой, а потребность поставить на место или унизить партнера может повлечь за собой прекраще­ние многих отношений. Однако, за исключением педагогической и клинической психологии, психологи не слишком активно стре­мятся исследовать эти интересные вопросы.

Необходимо также обсудить, какие аспекты состояний мы дол­жны оценивать. При измерении черт есть только одна заметная характеристика, которую надо оценить: индивидуальный уровень выраженности черты, который принято считать стабильной осо­бенностью данного человека. Однако, когда речь идет об измере­нии настроения или мотивационных состояний, существует на­много больше возможностей выбора. Например, для измерения можно выбрать:

• уровень состояния (состояний) личности в какой-то особый момент, в частности, уровень тревоги перед экзаменом;

• динамику показателей (степень изменения баллов), характе­ризующих состояния индивидуумов в двух ситуациях, на­пример, уровень тревоги перед экзаменом минус уровень тревоги в состоянии релаксации на пляже;

• усредненный уровень состояния (состояний) личности, на­пример, среднюю силу полового влечения человека за пери­од в несколько недель или месяцев;

• вариативность состояния (состояний) личности от часа к часу, от дня ко дню, от месяца к месяцу. Уровень тревоги у одних индивидуумов может сильно колебаться от часа к часу и день от дня, возможно (хотя и необязательно), в результа­те большого разнообразия жизненных событий, в то время как у других уровень тревоги может отличаться удивитель­ным постоянством на протяжении длительного времени;

• периодические колебания в состояниях, например, в какой мере можно прогнозировать уровень состояний личности

исходя из некоторых регулярных ежедневных, еженедельных, ежемесячных или ежегодных циклов, таких, как циркадные ритмы или же ежегодные циклы сезонных аффективных рас­стройств;

• скорость, с которой показатель состояния (балл) личности меняется в ответ на какое-то вмешательство, например, ско­рость, с которой уровень тревоги возвращается к привычно­му уровню после того, как человеку предъявляют стандарт­ный, вызывающий тревогу стимул, например, неожидан­ный громкий звук.

В то время как при исследовании черт необходимо было только попытаться выяснить, какие переменные воздействуют на уровень черты (например, выявить биологическую основу интеллекта), для исчерпывающего исследования настроений и мотивационных со­стояний следует обратиться к рассмотрению по крайней мере вы­шеперечисленных переменных. Это делает трудным конструирова­ние и проверку любых всеобъемлющих теорий настроений и моти­ваций и расширяет эту область до такой степени, что ее невозможно проанализировать в одной главе. Для тех, кто заинтересовался эти­ми вопросами, я обобщил некоторые эмпирические результаты в своей работе (Cooper, 1997).

Задание для самопроверки 10.1

Какие аспекты настроения можно успешно изучать эксперименталь­ным путем?

Измерение настроения и мотивации Настроение

Большая часть исследований настроения проводилась из инте­реса к его клиническим последствиям, например, разрабатыва­лись тесты для оценки уровней тревоги и депрессии пациентов. Многие опросники были созданы с целью измерять депрессию, тревогу, безнадежность, «негативный аффект» и т.п., и предпри­нималось сравнительно мало попыток оценить более приятные настроения -- такие, как бодрость, желание общаться или ра­дость жизни. В связи с этим подходом существует две проблемы. Первая заключается в том, что различные исследователи могли изобретать шкалы, которые измеряют один и тот же конструкт,

но обозначать его они могли по-разному. Шкала «тревожность» одного исследователя может измерять совершенно то же самое, что измеряют шкалы «состояние нейротицизма», «тоническое возбуждение» или «негативный аффект», предложенные другими учеными, и это может создавать огромную путаницу до тех пор, пока задания шкал не будут совместно подвергнуты факторному анализу с целью установить степень их совпадения. Вторая про­блема состоит в том, что этот особый подход ad hoc к конструиро­ванию шкал может оставлять некоторые важные аспекты настро­ений без оценки. Кроме работы К. Сторма и Т. Сторма (Storm, Storm, 1987) (в которой не использовался факторный анализ) и небольшой ранней работы Кэттелла (упоминаемой в Cattell, 1973), предпринимались очень слабые попытки убедиться в том, что шкалы настроений — предположительно, даже исчерпывающие — действительно измеряют их полный диапазон. Различные теорети­ки в области изучения настроения имеют тенденцию использо­вать разные перечни заданий и благодаря этому обнаруживают разное число факторов.

Повторный анализ корреляций между шкалами настроений (Watson, Tellegen, 1985) и иерархический факторный анализ зада­ний, взятых из главных шкал настроений (такой, как приводится в McConville, Cooper, 19926), обнаруживают пять главных факто­ров настроений: депрессию, враждебность, усталость, тревогу и экстраверсию (также известную как «позитивный аффект»). По­скольку первые четыре фактора значимо коррелируют между со­бой, можно сгруппировать четыре шкалы вместе и назвать их «не­гативный аффект». Иначе говоря, можно заключить, что суще­ствует либо пять основных параметров настроения (пять первичных факторов), либо два параметра («позитивный аффект» и «негатив­ный аффект»).

Крайне жаль, что термины «позитивный аффект» и «негатив­ный аффект» были использованы для описания двух основных ха­рактеристик настроения, поскольку в литературе существует боль­шая путаница по поводу того, что означают эти шкалы. Вы часто встретитесь с недоразумениями по этому поводу в журнальных статьях и книгах. Главное состоит в том, что позитивные и нега­тивные аффекты не являются противоположными полюсами од­ного и того же измерения настроения; они свидетельствуют о су­ществовании двух очень разных его аспектов. Примером негатив­ного аффекта может служить общеизвестное «плохое настроение»

(чувства депрессии, тревоги, гнева и т.д.), но противоположнос­тью негативного аффекта не является позитивный аффект. После­дний связан с чувствами энергии, энтузиазма и высоким уровнем активности. Человек, имеющий высокие баллы по позитивному аффекту, будет сообщать, что он чувствует себя активным, воз­бужденным и полным энтузиазма; человек, имеющий низкие баллы по позитивному аффекту, будет сообщать об ощущениях сонли­вости и вялости. Индивидуумы, набирающие высокие баллы по негативному аффекту, будут описывать себя подавленными, не­рвничающими или тревожными, в то же время те, у кого по этой же шкале будут получены низкие баллы, будут характеризовать себя спокойными и сдержанными. Тем не менее вполне возмож­но, что некоторые важные аспекты настроения не были обнару­жены просто потому, что никто не задавал соответствующих воп­росов, когда создавал опросники настроений. Было бы очень по­лезно, если бы кто-нибудь смог воспроизвести подход Кэттелла к личностной сфере применительно к изучению вопросов, оцени­вающих настроения, и в полном объеме исследовать природу на­строения.

Существует еще ряд проблем, касающихся всех этих работ, но мы их обсудим только кратко. Очевидный недостаток состоит в том, что в большинстве случаев использовался не адекватный за­даче метод факторного анализа. Как будет показано в главе 19, совершенно необходимо проводить лонгитюдные исследования (базирующиеся на Р-методике или цепной Р-методике), чтобы выявить те задания теста, которые имеют тенденцию варьировать совместно, формируя таким образом состояние. Подобные иссле­дования просто не предпринимались для большинства из этих оп­росников. Более того, не совсем понятно, каким образом форми­ровались вопросы, устранялись синонимы и как утомительность заполнения опросников могла действовать на природу изучаемых факторов.

Задание по самопроверке 10.2

Перечислите несколько прилагательных, которые могут описать:

(а) ярко выраженный позитивный аффект;

(б) ярко выраженный негативный аффект;

(в) слабый позитивный аффект;

(г) слабый негативный аффект.

Мотивация

Еще меньше известно об основных измерениях мотивации. Фрейд предполагал, что секс и агрессия являются фундаменталь­ными формами мотивации, хотя сложные трансформации этих базисных влечений (например, орально фиксированный индиви­дуум, который достигает сексуального удовлетворения, поглощая молочные пудинги) делают этот аспект теории Фрейда, подобно многим другим, почти недоступным для проверки. Кэттелл иден­тифицировал около 20 основных характеристик мотивации и раз­работал тест анализа мотивации (Motivation Analysis Test), чтобы измерять их. Однако, как показано в главе 19, в высшей степени маловероятно, что этот тест действует должным образом.

Аптер с соавторами (Apter et al, 1975) предложил термины «телическое» и «парателическое» состояния, чтобы, в сущности, провести границу между теми видами активности, которые ори­ентированы на цель (чтение книги по статистике, приготовление бутерброда, уход на работу), и теми видами активности, которые включают сосредоточение на чувствах, связанных с самим собой (например, ощущение скуки, фиксация чувства голода, наслаж­дение от прогулки ради удовольствия). Они полагают, что есть че­тыре главные цели, которые можно интерпретировать как четыре основных источника мотивации. Это физиологические потребности (избегание опасности, уменьшение боли, преодоление сильного голода), социальные цели (например, виды активности, которые ведут к формированию чувства статуса, силы или аффилиации, т.е. «принадлежности»), цели, которые связаны с самоутвержде­нием (например, получение степени по психологии, формирова­ние образа человека, имеющего устойчивые связи), и те цели, которые включают семью и друзей (например, уход за больным родственником). Это предполагает, что некоторые виды активнос­ти обеспечивают внутреннее удовлетворение (поэтому могут, ве­роятно, рассматриваться как базисные побуждения) и реализуют­ся по этой причине. Слушание музыки — один из очевидных при­меров. Другие виды активности осуществляются как средства завершения чего-либо (например, кто-то терпеливо выполняет тяжелую работу, потому что оплата позволит ему предаваться сво­ему хобби). Аптер и его коллеги (Apter, 1975) изучили, как, поче­му и когда люди переключаются с одного типа мотивации на дру­гой, а также эмоциональные и другие последствия этого.

Однако в действительности этой теории не хватает твердой основы. Она возникла на основе интроспекции, и не до конца понятно, насколько независимы вышеописанные четыре катего­рии, а также, не слишком очевидно, каким образом это может быть проверено эмпирически. Предполагается также, что мы зна­ем или можем знать (если проводим самонаблюдение) свои под­линные причины, побуждающие к осуществлению некоторых дей­ствий, что кажется несколько ограниченным. Во всяком случае существуют более проработанные теории (такие, как теория Кэт-телла, которая обсуждается в главе 19, поскольку это тесно связа­но с некоторыми важными вопросами измерений), поэтому рабо­та Аптера не будет обсуждаться здесь более детально.

Общий обзор

Из прочитанного вы можете понять, что психология настрое­ний изучена не слишком хорошо. Были выделены пять основных параметров настроения, и они, в общем, кажутся реально суще­ствующими (довольно четко соответствуя некоторым клиничес­ким синдромам). Однако я утверждаю, что несколько важных ас­пектов настроения еще могут быть обнаружены. Когда же мы обра­щаемся к психологии мотивации, ситуация выглядит еще хуже. Здесь налицо почти полное отсутствие знаний об основных мо-тивационных состояниях, и кажется очевидным, что мы не можем оценить какое-либо из них, используя опросники, поскольку тест анализа мотивации, предложенный Кэттеллом, просто не работа­ет, а остальные тесты, по-видимому, измеряют личностные чер­ты, а не настроение как состояние. Таким образом, здесь суще­ствует большой потенциал для будущих исследований.

События влияющие на уровень настроен

Средовые эффекты

В этом разделе мы не будем рассматривать мотивационные со­стояния, отчасти чтобы сохранить разумный объем главы, но от­части и потому, что о факторах, которые влияют на мотивацию человека, известно намного меньше, чем о факторах, которые влияют на настроения.

В эксперименте Изменить уровень настроения оказывается на удивление легко, используя методику Велтена (Velten, 1958; Martin, 1990) и ее производные. В оригинальном варианте методики испы­туемые зачитывали стандартную серию утверждений, а затем их просили попытаться ощутить подразумеваемое в этих утверждени­ях настроение. Первые утверждения серии довольно безобидны (например: «Я чувствую себя сегодня несколько подавленным»), но вскоре они проникаются глубоким отчаянием (например: «Я чув­ствую себя настолько несчастным, что просто хочу умереть»), и, после того как испытуемый пройдет всю серию утверждений, он на самом деле начинает впадать в депрессию. Последнее отражает­ся на показателях, получаемых у этих испытуемых по опросникам, а также по другим «объективным тестам» депрессии (таким, как увеличение времени принятия решения). Таким образом, это ока­зывается подлинным эффектом, а не некоторым вариантом «тре­буемой характеристики» (в которой участник видит цель экспери­мента и решает дать экспериментатору тот вариант результатов, который от него ждут). В связи с этой методикой возникают две основные проблемы:

• по причинам, которые не до конца понятны, эта методика, по-видимому, недостаточно хорошо действует, если испы­туемые — мужчины (Morris, 1985), и поэтому большинство исследований, использующих ее, выполнены на женских вы­борках;

• предпринимались лишь немногие попытки использовать ме­тодику Велтена, чтобы вызвать иные настроения помимо тревоги/депрессии.

Вслед за работами Велтена стали использоваться и другие виды вмешательств (например, просматривание видеоклипов и прослу­шивание музыкальных фрагментов). Эмоциональная окрашенность музыки, литературы, драмы и кинофильмов, вероятно, позволит считать приведенное выше описание довольно закономерным. Ра­зумеется, чтение эмоционально заряженной литературы будет воз­действовать на наше настроение; вероятно, именно поэтому мы и наслаждаемся ею. Между тем методика действительно обеспечива­ет удобный способ изменения настроений в лаборатории и может быть использована в экспериментах, чтобы исследовать многие переменные, о которых мы говорили в предыдущем разделе (на­пример, для оценки временной динамики настроения). Единствен-

ная проблема состоит в малом числе экспериментов, в которых ее реально пытались использовать.

Жизненные события (как положительные, так и отрицатель­ные) также влияют на настроение. Удивительно то существенное воздействие, которое оказывают мелкие житейские «неприятнос­ти» (такие, как дождливая погода, опоздание на поезд или потеря зонтика) на настроение (например, Gruen et ai, 1988). Подобно этому, несомненно, тривиальные позитивные события (такие, как обнаружение мелочи, оставленной в телефонной будке) могут вызвать приятные настроения (Isen, Levin, 1972).

Физиологические эффекты

Ситуация становится более сложной, когда мы обращаемся к физиологическим причинам настроения, поскольку огромное раз­нообразие химических веществ может влиять на настроения. Все же не до конца ясно, связаны ли в норме уровень настроения и повышенный (или пониженный) уровень некоторых нейротранс-миттеров, таких, как катехоламины. Как отмечает Шнерр (Schnurr, 1989), некоторые новые доказательства, по-видимому, позволяют предположить, что настроения (например, депрессия) не явля­ются простыми функциями уровней этих химических факторов и не все депрессивные индивидуумы обнаруживают их сходные (низ­кие) уровни.

Познание и тревога

Одно из наиболее хорошо изученных состояний — тревога, которая является одним из первичных факторов настроения, упо­мянутых в начале главы. Для измерения этого состояния было раз­работано несколько опросников, в большинстве своем содержа­щих довольно неопределенные утверждения типа «Насколько тре­вожно вы чувствуете себя в данный момент?». Наиболее известен опросник тревожности как состояния и как черты (State-Trait Anxie­ty Inventory (STAI)) Спилбергера (Spielberger et ai, 1970), обеспе­чивающий надежное и валидное измерение как состояния трево­ги, так и соответствующей черты (привычный уровень тревоги). Баллы, получаемые по версии STAI, измеряющей черту, значимо коррелируют с баллами, полученными по шкале «нейротицизм» Айзенка, давая основание предполагать, что тревога является важ­ным компонентом нейротицизма (М. W. Eysenck, 1992).

Общепризнано, что чувство тревоги так же связано со многи­ми психиатрическими состояниями (включая фобии, панические расстройства, синдром навязчивых состояний, посттравматичес­кий стресс), как и с собственно «генерализованным расстрой­ством — тревогой» (по критерию ДСМ-4). В то же время любой, кто имеет опыт сдачи экзаменов, публичных выступлений или об­ращения к кому-либо с просьбой о свидании, будет испытывать это состояние в слабых формах.

Упомянутые в главе 6 исследования Джефри Грея, посвящен­ные тревоге, первоначально были сосредоточены на изучении того, как действуют вещества, снижающие уровень тревоги (такие, как алкоголь и бензодиазепины). В действительности есть четкие дока­зательства того, что различные препараты, снижающие тревогу, воздействуют на часть лимбической системы мозга (об этом мы уже говорили в главе 6), которая известна как «септо-гиппокам-пальная система». Грей смог заявить об этом, обнаружив, что сни­жающие тревогу препараты и хирургическое вмешательство в эту область мозга (у крыс) вызывают почти идентичные изменения в поведении (Gray, 1982, 1985). Он также предположил, что тревога возникает, когда мы сталкиваемся с новизной, т.е. когда окруже­ние начинает изменяться не в соответствии с нашими ожидания­ми. Неожиданный шум у двери поздно ночью или машина, вне­запно выезжающая нам навстречу, когда мы переходим дорогу, ведет к возникновению чувства тревоги (точка зрения, имеющая интересные, но неисследованные связи с теорией личных конст­руктов, разработанной Келли).

Однако, как отмечает Майкл Айзенк (Eysenck, 1992), прият­ные неожиданные события (например, выигрыш в лотерею) вряд ли заставят нас испытать тревогу. Последнее предполагает, что те­ория несовершенна. Особо надо подчеркнуть, что, поскольку эта теория базируется на модели, разработанной на животных, она не может включать когнитивные процессы (например, оценку того, как можно лучше всего справляться с ощущениями тревоги), ко­торые по сути своей являются сугубо человеческими. Кроме того, физиологические данные недостаточно хорошо подтверждают ас­пект теории, связанный с чувствительностью к новизне.

Поскольку теории, базирующиеся на физиологии, оказывает­ся, имеют некоторые ограничения, возникает вопрос: может ли когнитивная теория быть более продуктивной? Возможно, тревога возникает в сочетании с некоторыми типами когнитивной активно-

сти. Например, предположим, что индивидуум запоминает только те статьи из ежедневных газет, которые содержат негативную, все­ляющую страх информацию. Руководствуясь здравым смыслом, можно предположить, что он вскоре сформирует представление, что мир — это опасное, враждебное место, и у него возникнет чув­ство тревоги. Должно быть менее вероятным, что тревожным станет индивидуум, который запоминает как плохие, так и хорошие ново­сти. Теория Аарона Бека (например, Beck, Emery, 1985), по суще­ству, создана на этой основе. Главная проблема этой теории состоит в том, что она, по-видимому, недостаточно хорошо подтверждается эмпирическими данными. Эксперименты, предназначенные выде­лять «пристрастия воспоминаний» (склонность помнить угрожаю­щую информацию лучше, чем неугрожающую), не обнаруживают большей выраженности этих пристрастий у высокотревожных ин­дивидуумов (например, Mogg, 1987). Кроме того, хотя теория Бауэ­ра о памяти, обусловленной состоянием (например, Bower, 1981), вызвала большой интерес среди когнитивных психологов, она срав­нительно мало говорит об индивидуальных различиях в настроении и познании и поэтому не будет здесь рассматриваться.

Теория Майкла Айзенка о сверхбдительности хорошо подтвер­ждается эмпирическими результатами. Он предполагает (Eysenck, 1992), что тревога связана с количеством внимания, которое уде­ляется потенциально угрожающим стимулам в окружающей среде. Например, в одном из экспериментов (Eysenck, Byrne, 1992) ис­пытуемых усаживали перед экраном компьютера так, чтобы левая рука лежала на одной кнопке, а правая — на другой. Их просили нажимать на левую кнопку, если на экране появлялось слово «ле­вый», и на правую, если появлялось слово «правый»; регистриро­валось время реакции. Однако слова «левый» и «правый» были не единственными, появлявшимися на экране; предъявлялись также два других слова или группы букв, и испытуемых просили их игно­рировать. Иногда другие слова представляли собой «бессмысленные буквосочетания», состоящие из случайных букв, иногда это были два приятных слова (например, «счастливый» и «расслабленный»), иногда — два нейтральных слова (например, «стол» и «покупки»), а иногда — два слова, обозначающих поражение в социальной сфере, (например, «провал» и «запутавшийся») или два слова, обозначающих физическую угрозу (например, «убийство» и «рак»)-

Если высокотревожные люди тратят больше времени на ана­лиз окружающей среды в поисках сигналов тревоги, можно ожи-

дать замедления реакции, когда они обнаруживали слова «левый» и «правый»,-и это потому, что, однажды увидав на экране угро­жающие слова, они должны были анализировать их более глубо­ко, чем это стали бы делать нетревожные индивидуумы. Именно это (в широком смысле) обнаружили Айзенк и Берн. Мои соб­ственные неопубликованные эксперименты дали результаты та­кого же рода. В них участвовали испытуемые с низким уровнем тревоги и использовалась музыка, чтобы вызвать (либо вызывав­шая) более сильное состояние тревоги или ослабить его перед тем, как они начинали работать в эксперименте. Снова высоко­тревожные индивидуумы замедляли реакции при виде угрожаю­щих слов, в то время как низкотревожные этого не обнаружива­ли, что подтверждает теорию Айзенка. Единственный реальный вопрос заключается в следующем: является сверхбдительность причиной повышенной тревожности или, наоборот, ее следстви­ем, или какая-то третья переменная (переменные) ведет к воз­никновению и повышенной тревожности, и сверхбдительного

поведения?

Считается также, что когнитивные стратегии преодоления из­меняют настроение. В соответствии с базовой моделью предпола­гается, что индивидуумы могут осознавать, что они испытывают стресс или тревогу, и решать, что предпринять в связи с этим. С точки зрения Лазаруса (Lazarus, 1991), существуют специфи­ческие связи между способом, посредством которого индивидуум оценивает свое отношение к окружающей обстановке, и эмоцией (настроением), которую он переживает. Зейднер (Zeidner, 1995) подчеркивает, что, поскольку общие способности могут влиять на процесс оценки угрозы (и на число рассматриваемых возмож­ностей преодоления), они также должны оказывать косвенное вли­яние на настроение, переживаемое в стрессогенных ситуациях. При­рода стратегий преодоления весьма обширна и хорошо изучена, хотя не до конца понятно, отличаются ли тесты, измеряющие «механизмы преодоления», от тестов, которые измеряют личнос­тные черты. Однако литература по стрессу и преодолению на са­мом деле слишком сложна, чтобы исследовать ее здесь в деталях. Итак, решающая позиция такова: кажется весьма вероятным, что наше переживание негативных эмоций будет связано с нашим восприятием источников их происхождения, нашими возможно­стями для взаимодействия с ними и с успехом стратегий преодо­ления, принятых в каждой конкретной ситуации.
Циклическая природа настроений

Временная динамика настроений также интенсивно изуча­ется, хотя любой исследователь немедленно сталкивается с труд­но преодолимой методологической проблемой. Крайне тяжело отделить эффекты времени от эффектов, обусловленных жиз­ненными событиями. Предположим, было установлено, что ин­дивидуумы каждый вечер обнаруживали снижение тех или иных настроений. Будет ли это указывать на то, что эти настроения находятся под контролем некоторых «биологических часов», ко­торые заставляют уровень настроения подниматься или падать с определенной частотой (например каждые 24 часа)? Положи­тельного ответа, разумеется, не будет. Настроения могут падать в определенный момент дня из-за усталости, благодаря физио­логическим последствиям обильного обеда и множеству других факторов, которые имеют обыкновение происходить в одно и то же время дня, просто петому, что мы склонны жить доволь­но размеренной жизнью (каждый день вставать и есть прибли­зительно в одно и то же время).

В ряде исследований эту проблему обошли, контролируя на­строения индивидуумов, находящихся в лаборатории, в которой не было окон; кроме того, продолжительность «дня» искусствен­но менялась (как правило, увеличивалась) по отношению к его обычной 24-часовой норме. Если ежедневная частота смены на­строения изменится, это будет означать, что настроения — это побочный продукт жизненных событий. Если настроения останут­ся приуроченными к их 24-часовому циклу, можно будет пола­гать, что они находятся под прямым контролем биологических часов, возможно, опосредованных химическими веществами, та­кими, как кортизол. В одном подобном исследовании было обна­ружено, что интенсивность ощущения счастья, переживаемого ин­дивидуумом, находится под влиянием и жизненных событий, и 24-часового цикла (Boivin et я/., в печати). Последнее предполага­ет, что это настроение в определенной степени находится под контролем физиологических факторов.

Несколько исследований дают также основание предполагать, что 7-дневный цикл влияет на уровень настроения (например, Larsen, Kasimatis, 1990). Однако еще не до конца ясно, является ли 7-дневный цикл биологическим по своему происхождению или он отражает социальные обычаи, которые оказываются привязан-

Рис. 10.1. Фиксированные на протяжении 30 дней уровни настроения двух добровольцев-испытуемых, демонстрирующие индивидуальные различия в вариабельности настроения (по McConville, 1992).

ными к 7-дневной неделе (это может быть приятное общение в конце недели, в дни отдыха и удручающее ощущение по возвра­щении на работу в понедельник).

Задание для самопроверки 10.3

Что влияет на уровень настроения?

— , ...... , . .. , V. . :,,. , , V - - •-- »• < - - ' - ' >- - ', К**-1

на вариативность настроения

Вариативность настроения — особенно интересный вопрос, поскольку существует чрезвычайно широкий диапазон индивиду­альных различий во временной динамике настроения людей. На­пример, Крис МакКонвилл (McConville, 1992) просил людей за­полнять шкалу настроения ежедневно на протяжении 30 дней. На РИС. 10.1 показаны ежедневные баллы настроений, полученные Двумя участниками этого исследования. Можно заметить, что один испытуемый демонстрирует значительные изменения настроения

день ото дня, в то время как у другого настроение меняется отно­сительно мало.

Надежно установлено, что все настроения каждого человека варьируют в одинаковых и характерных для него пределах (Wessman, Ricks, 1966). Это предполагает, что мы можем рассмат­ривать саму вариабельность настроения как разновидность черты и постулировать существование какого-то «регулирующего меха­низма», который контролирует пределы колебаний настроения индивидуумов в одну и другую сторону от их привычного уровня. Однако механизмы, лежащие в основе изменения настроений, изучены недостаточно хорошо. Когда оценивают коррелятивные связи показателей вариативности с главными личностными черта­ми, наблюдается почти полное отсутствие согласованности между исследованиями. В одних обнаруживалось, что экстраверсия влияет на вариабельность настроений, а в других — нет; некоторые авто­ры находили, что нейротицизм оказывает мощное влияние, дру­гие — нет. Более того, по одним данным психотицизм оказывает воздействие, а по другим — нет (McConville, Cooper, 1990a). Мы просто не знаем, почему обнаруживаются индивидуальные разли­чия в вариабельности настроения и имеют ли лежащие в их основе регуляторные механизмы физиологическую базу.

Однако вариативность настроений, оказывается, обнаружива­ет весьма существенные корреляции с уровнями депрессивных настроений среди нормальных людей (Larsen, Kasimatis, 1990; McConville, Cooper, 1996). Депрессивные индивидуумы, по-види­мому, склонны к сильно варьирующим настроениям, что необыч­но контрастирует с определением, данным в диагностическом и статистическом руководстве (Diagnostic and Statistical Manual (DSM)), в соответствии с которым предполагается, что депрессия связана со снижением аффекта (т.е. с низкой вариативностью). Однако по­добные результаты сообщались и для пациентов, страдающих кли­нической депрессией (Hall et al., 1991), следовательно, это явля­ется достаточно надежным фактом. Он позволяет считать, что уро­вень одного настроения (депрессии) связан с вариативностью других настроений (позитивный аффект и негативный аффект), хотя причинно-следственные отношения еще совсем не ясны: со­стояние депрессии вызывает колебания настроения, или, наобо­рот, колебания настроения вызывают депрессию, или какая-то третья переменная (переменные) влияет и на вариативность на­строения, и на депрессию.

Рис. 10.2. Результаты 12 предъявлений шкалы настроения одному инди­видууму.

Типичное настроение и личность

Кэттелл (Cattell, 1973; Cattell, Kline, 1977) высказал чрезвы­чайно правдоподобное предположение, что усредненные уровни настроения индивидуумов должны быть тесно связаны с их лично­стью. В конце" концов, некоторые утверждения в личностных оп­росниках так же касаются чувств (например: «Обычно я очень тре­вожный человек»), как и разных видов поведения, поэтому было бы удивительно, если бы утверждения такого типа не коррелиро­вали со средним уровнем тревожного настроения человека (оце­ниваемого предъявлением опросника, предназначенного измерять состояние тревоги в ряду жизненных эпизодов и усреднять результа­ты). В действительности именно это и обнаруживается в литературе.

Если индивидууму предъявляют шкалу, которая измеряет не­которое состояние (например, тревогу, позитивный аффект или негативный аффект) в нескольких ситуациях, полученные дан­ные могут быть нанесены на график так, как это показано на рис. 10.2. Затемненная область на рисунке показывает средний (обыч­ный) балл индивидуума по этому состоянию, который должен соответствовать черте.

Следовательно, логический вывод, к которому приводит этот подход, состоит в том, что каждое личностное состояние может иметь соответствующее состояние настроения. Действительно, два основных состояния настроения (позитивный аффект и негатив­ный аффект)' измеряют те же явления, что и шкалы Кэттелла «со­стояние экстраверсии» и «состояние тревоги» из опросника вось­ми состояний (Eight State Questionnaire) (Cooper, McConville, 1989); наиболее близким к психотицизму, по-видимому, будет измере­ние импульсивности. Нет явных состояний настроения, соответ­ствующих открытости, сознательности и склонности идти навстречу людям, и было бы интересно уточнить это, используя методы, описанные в главе 19.

Наконец, мы должны отметить, что этот подход к измерению настроения очень четко обнаруживает, что одноразовые регистра­ция и интерпретация настроения имеют мало смысла. Например, один и тот же балл по шкале настроений могут иметь либо низко­тревожный индивидуум в особо стрессогенной ситуации, либо высокотревожный индивидуум в ситуации особого расслабления — два совершенно различных типа личности. Тем не менее большин­ство исследователей, которые продолжают использовать однора­зовые измерения настроения, по-видимому, не отдают себе отче­та в том, что при этом могут смешиваться оценки настроения как состояния и личностных черт.

Резюме

Я считаю, что наряду с изучением уровня состояний могут также рассматриваться и некоторые другие интересные характеристики их. Они включают диапазон, в пределах которого настроения мо­гут колебаться в ту или другую сторону от своего привычного уровня (вариабельность), степень любых регулярных (периодических) флук­туации настроения во времени, их средний уровень, скорость, с

которой они меняются, и меру их изменчивости в результате како­го-либо внешнего воздействия.

Из этого короткого обзора факторов, влияющих на уровень и ва­риативность настроений, становится ясным, что и мысли, и жизнен­ные события могут оказывать значительное влияние на уровень настроений — факт, который не должен вызывать слишком боль­шое удивление. Однако, по-видимому, действительно существуют довольно значительные (и недостаточно понятные) индивидуальные различия в чувствительности к методике Велтена, которые делают ее использование проблематичным. Имеются основания считать, что уровень некоторых настроений варьирует в соответствии с регулярным циклом, хотя отделить эффекты регулярных (ежед­невных или еженедельных) биологических ритмов от регулярных жизненных событий — задача непростая и требующая много вре­мени. Наконец, я представил некоторые теории тревоги и предпо­ложил, что когнитивная теория Айзенка может быть одним из луч­ших путей к постижению природы уровней и настроения как состо­яния, и соответствующей черты личности.

Я считаю также, что вариативность настроений — еще одно инте­ресное явление, происхождение которого недостаточно хорошо понято и связь которого с уровнем депрессии заслуживает изуче­ния. В заключение я подчеркнул, что средний уровень настроения, по-видимому, должен быть эквивалентен черте, иначе говоря, каж­дая черта должна иметь соответствующее состояние настроения, как предполагал Кэттелл.

Предложения по дополнительному чтению

Кроме работы Аптера, трудно рекомендовать какие-либо тексты по психологии мотивации, поскольку книга Кэттелла (Cattell, Child, 1975) нелегка для чтения, а вопросы измерения (обсуждаемые в главе 19) дол­жны быть твердо усвоены. Пол Барретт (Barrett, 1997) утверждает, что «где-то по пути психодиагносты, кажется, забыли о мотивации» — точка зрения, которую я разделяю всей душой.

Однако в отношении настроения дело обстоит несколько лучше. М. Ай-зенк (М. W. Eysenck, 1992) дает четкое описание своей теории когнитив­ных коррелятов тревоги (к этому можно прибавить обзор нескольких дру­гих, имеющих отношение к данной проблеме теорий); статьи Зайонца (Zajonc, 1980, 1984) содержат некоторые рассуждения по поводу связи

между настроением и когнициями, что может представлять особый инте­рес для тех, кто склонен к изучению познавательной сферы, в то время как Моррис (Morris, 1995), Кэттелл и Клайн (Cattell, Kline, 1977), Уот-сон и Теллеген (Watson, Tellegen, 1985) и Уотсон с соавторами (Watson el al., 1988) представляют психологию настроений и общих факторов пози­тивного аффекта и негативного аффекта. Работы МакКонвилла и Купера (McConville, Cooper 1992a), Хепберна и Айзенка (Hepburn, Eysenck, 1989) типичны в плане изучения вариабельности настроения.

Ответы на задания по самопроверке

10.1. Заслуживающие изучения характеристики настроения и мотива­ции включают:

• уровень в данный момент времени/в данной ситуации;

• различие в настроении/мотивации между двумя ситуациями;

• среднее настроение/мотивацию;

• вариативность во времени;

• периодичность (степень, с которой настроение/мотивация сле­дует регулярному биологическому циклу);

• степень изменения-настроения/мотивации в некоторых стан­дартных условиях.

10.2. (а) живой, активный, энергичный, веселый — любое, что подра­зумевает энергию и энтузиазм;

(б) тревожный, зажатый, подавленный, испуганный, нервный — напряженное, неприятное настроение;

(в) сонливый, усталый, медлительный, апатичный — противопо­ложность (а);

(г) расслабленный, спокойный, отдыхающий, безмятежный — про­тивоположность (б).

10.3. Относительно тривиальные жизненные события (физиологичес­кие переменные, вероятно, we оказывают прямого воздействия), внешние воздействия такого типа, какой описан в методике Вел-тена, время дня, процесс оценки/преодоления в случае стрес-согенных ситуаций, возможно, сверхбдительность (хотя не со­всем очевидно, что тревогу вызывает именно она, а не наобо­рот).