Есть, тем не менее, несколько серьёзных, возможно, опасных проблем, неотъемлемых от этой ситуации. Как обсуждалось ранее, психотерапевтический дискурс использует господствующую идеологию своей эпохи (ценность индивидуализма и трансисторическую природу ограниченного, своевольного, полностью индивидуализированного я), даже если страдания пациента вызваны по большей части (именно) этой специфичной композицией (рецептурой) и политическими и экономическими устройствами, которые её конструируют.
Если этот анализ верен, то психотерапия полезна, когда она отступает от господствующего дискурса прошлого и придерживается стиля жизни как решения, — не по причине нормативного, наукообразного психотерапевтического дискурса, но вопреки ему. Стиль жизни как решение осуществляет незначительную, но, тем не менее, подрывную деятельность (т. е., компенсирование культурных дефицитов через обучение и моделирование); тем не менее, психология разрушает свои полезные практики, когда она облачается в идеологию статус-кво. Это не только действительно менее, чем честно, но это подрывает большинство психотерапевтических аспектов её практики, потому что она не осознаёт, что они (эти аспекты) существуют. Хотя психотерапия успешна, поскольку она компенсирует культурные дефициты в нашем обществе, она обычно не признаёт, что занимается этим. По мнению таких авторов, как Prilleltensky (1989), Sampson (1988), Sass (1988a) и Taylor (1988), психотерапия, при всей внешней приверженности практикам объективной технологии и идеологии я-замкнутого индивидуализма и ограниченного я, фактически увековечивает те социальные проблемы, которые были первопричинами страданий пациента. Эта парадоксальная ситуация разрушает полезную работу психотерапии, потому что она неэмпатична (психотерапевт ставит приверженность идеологии выше нужд пациента), вредна (она навязывает пациентам дискурс, от которого они и пострадали прежде) и, в конечном итоге, контрпродуктивна для нашего общества в целом (она воспроизводит современную властную иерархию и экономическую структуру, которые вызвали наши нынешние муки).
Во-вторых, разница между дискурсом и практикой в стиле жизни как решении опасна для пациента, потому что она увеличивает возможность психологического, сексуального и политического злоупотребления в рамках психотерапевтического сеттинга (в обстановке психотерапевтического взаимодействия) и, в конечном счёте, в обществе в целом. Желание сверхидеализировать и психологически сливаться с фигурой, вызывающей восхищение или ощущение грандиозности, и тяга выставляться напоказ перед обожаемой фигурой и доставлять ей удовольствие являются чрезвычайно мощными психологическими мотивами (Bollas, 1987; Kohut, 1977). Эти импульсы оказывают регрессивный и разрушительный эффект на критическое мышление. При наилучших условиях в психотерапевтической обстановке эти побуждения могут дискутироваться, быть поняты и, в конце концов, использованы в ходе анализа переноса в помощь процессу исцеления. В руках недостаточно подготовленных или изголодавшихся по власти психотерапевтов эти побуждения, однако, могут быть поощрены, и власть, которую они дают психотерапевту, может быть использована во зло.
В период после второй мировой войны потенциал для неправильного и плохого использования слияния я-объект-пациент весьма значителен. Пациенты с расстройствами я пусты и голодны до идеализирования и слияния и, таким образом, находятся в чрезвычайно внушаемом и ранимом состоянии. Их желание быть руководимыми и находиться под чьим-то присмотром, — это то, что легко можно эксплуатировать. Это особенно верно, когда психотерапевты не подготовлены распознавать и понимать нарциссические реакции переноса; когда их собственные потребности в понимании и признании так велики, что они пытаются вытягивать их из своих пациентов, или когда они сами так пострадали, что хотят доминировать и злоупотребляют (отношениями) со своими пациентами (Kohut, 1976). (608:)
Когда присутствуют эти условия, я полагаю, что стиль жизни как решение становится средством злоупотребления. Терапевты, голодные до низкопоклонства и власти, могут легко создавать сверхидеализацию и подчинение (неважно, психологическое оно, сексуальное или политическое) в рамках психотерапевтической обстановки (settings). Есть определённые аспекты теории и практики, которые увеличивают вероятность динамики злоупотреблений: крайние формы деконтекстуализации индивида (Sampson, 1981), обесценивание пациента и пренебрежение к нему (Kohut, 1984; Wile, 1984), вера в универсально «верную» теорию и «совершенную» технологию (Riebel, 1979) и поощрение сверхидеализации и уступчивости с помощью неправильного использования переноса (Cushman, 1984). Эти техники могут быть применены для создания или обострения нарциссического кризиса пациента, чтобы использовать это состояние для обеспечения господства и эксплуатации. Частота случаев сексуальной эксплуатации пациента в рамках психотерапевтической обстановки (Bouhoutsos, Holroyd, Lerman, Forer, & Greenberg, 1983; Holroyd & Brodsky, 1977) может быть объяснена через эту динамику. Распространённость эмоциональной и финансовой эксплуатации и психиатрического ущерба внутри религиозных культов (Clark, 1983; Cushman, 1986; Singer, 1979) и марафонских массовых психологических тренингов (Cushman, 1989; Haaken & Adams, 1983; Hochman, 1984; Ofshe & Singer, 1986; Temerlin & Temerlin, 1982) может быть понята таким же образом.
Пациенты, которые претерпевают опыт эксплуатирующей психотерапии стиля жизни или эксплуатирующего культового тренинга, чувствуют, что они как будто бы были «преобразованы» («трансформированы»). Вместо того, чтобы рассматривать себя как исторических существ, встроенных в большую социальную матрицу и в их собственную персональную историю, они обычно обесценивают свои общинные (коммунальные) связи и полагают себя «освобождёнными» от периода своего детства и юности и от прежних верований. Это порождает изоляцию и морально-нравственную дезориентацию — одни из величайших проблем нашего времени. С этими недугами нужно справляться каким-то образом. Подсовывая искусственно любящую общность и авторитарную, я-опорную доктрину (self-seating doctrine), рестриктивные группы и эксплуатирующие психотерапевты сглаживают те проблемы, которые они же создали или обострили. Эксплуатирующие формы стиля жизни как решения, которые обещают личностное превращение (трансформацию), должны быть признаны, таким образом, тем, чем они являются: ятрогенными заболеваниями.
К счастью, подавляющее большинство психотерапевтов не злоупотребляют психотерапевтическими сессиями таким образом. Но любое количество злоупотреблений — это слишком много злоупотребления. Дело в том, что поскольку стиль жизни как решение является скрытым и культурно синтонным решением, проблемы, неотъемлемые от него, особенно возможность эксплуатирования пациента, остаются часто латентными, непризнанными и, таким образом, неполучившими внимания. Поскольку мы не можем прямо говорить о стиле жизни как решении, мы не можем в полной мере защититься от его неправильного употребления.
Упор, делаемый на увеличении продолжительности и на анализе переноса в психоанализе и психодинамической психотерапии, может быть интерпретирован как способ обращения к некоторым латентным аспектам стиля жизни как решения, таким образом делая их менее опасными и более легкой защиту от них. Тайные желания пациента по отношению к психотерапевту как к родителю, романтическому партнёру или наставнику могут быть проанализированы и деконструированы с тем, чтобы было легче обнаружить идеализирующие тенденции и желание быть объектом заботы, любви и наставления. В таком случае хорошо проведённая психодинамическая психотерапия отчасти защищает против эксплуататорских форм стиля жизни как решения.
Я не утверждаю, что этичное использование стиля жизни как решения является неподходящим (неверным). Я утверждаю, что оно существует и существует именно потому, что, в данный исторический момент, оно обеспечивает некоторую помощь и комфорт людям в тяжелом состоянии одним из немногих способов, к которым терпима современная властная структура. Как бы то ни было, даже в своих самых полезных формах стиль жизни как решение не избавляет от более широких исторических тисков, в которые зажата психология. В действительности, игнорируя эти тиски и внешне принимая ожидания общества и нормативный дискурс психологии, стиль жизни как решение соучаствует (кооперируется) в дальнейшем конструировании пустого я, которое, в конечном итоге, обостряет современный раздробленный исторический момент и воспроизводит современные политические и экономические условия власти и привилегий.
Куда это нас приводит? Задача этой статьи была не разработать конкретную «правильную» психотерапевтическую технологию, но сделать то, что предложил Furumoto (1988): проинтерпретировать коллективную ментальность нашей эры. Другие исследования, вероятно, смогут разработать более исторически привязанные и прямые психотерапевтические решения проблем нашего времени. Хайдеггеровский концепт прояснения предлагает интригующие возможности. Boss (1963/1982) и чуть позже Chessick (1986), Dreyfus и Wakefield (1988) и Sass (1988a) сделали многообещающие шаги в том направлении.
Поделитесь с Вашими друзьями: |