1. Ibid.S. 395. 2. Jacques F. Dialogiques... P. 214 99

98

1. Ibid.S. 395.

2. Jacques F. Dialogiques... P. 214

99

этикой диалога, напрямую связанной с его прагматикой. Когда некто «берет свои слова обратно», он не может вести себя по­добно игроку в спортивной или компьютерной игре. В отличие от этих игр, языковые игры нельзя «повторить», в них невоз­можно «отыграть назад» свою неудачу. Как писал Р. Барт, «уст­ная речь необратима - такова ее судьба. Однажды сказанное уже не взять назад, не приращивая к нему нового; "поправить" странным образом значит здесь "прибавить"». Эту «причудли­вую отмену посредством добавки» Барт называет «заиканием» (bredouillement)»¹. Таким заиканием, стало быть, опосредован любой отказ от сказанного в разговоре, и каждый такой отказ затрагивает всю систему его импликатур.

Взаимопонимание в нормальном диалоге предполагает, что его участники ссылаются на общепризнанные для них вещи (события, понятия, авторитеты и пр.). Это можно, вслед за Е. В. Падучевой, условно называть «вещественными предпосылками коммуника­ции». Помимо уже упомянутого выше общего языка как коммуни­кативного средства (кода), сюда относится наличие у говорящего и слушающего, как минимум:

общего фонда знаний о мире, или общей долговременной
памяти;

общей оперативной памяти, касающейся данного диалога;

общего «поля зрения», или общего видения коммуникатив­
ной ситуации, в которой они находятся².

1.5.5. Причудливый мир аномальных диалогов

Одной из характерных черт имеющейся литературы о диало­гах является дефицит внимания к диалогическим патологиям, что, видимо, объясняется упомянутым выше излишним «се-мантизмом» лингвистических подходов. Книга Ф. Жака в этом смысле представляет собой полезное исключение из правила. Его теория диалога обнаруживает интерес к отрицательному лингвистическому материалу, представленному «ненормальны­ми» диалогами.

¹ Барт Р. Гул языка // Избранные работы: Семиотика, Поэтика. М.: Прогресс,
Универс, 1994. С. 541.

² См.: Падучева Е. В. Тема языковой коммуникации в сказках Льюиса Кэр­
ролла // Семиотика и информатика. М.: АН СССР. Всесоюзный Институт
научной и технической информации, 1982. Вып. 18. С. 86.

100

В самом деле, если, с одной стороны, прагматические правила алога _СИСТематическим и разнообразным образом нарушают­ся¹ а с другой стороны, - совершенно необходимы для построе­ния осмысленной диалоговой коммуникации, значит, само это нарушение составляет игровую стратегию диалогового языка, и ее надо самым пристальным образом изучать. Здесь - на уровне диалога - воспроизводится общая методологическая посылка со­временной лингвистики, хорошо выраженная Н. Д. Арутюновой: «Игра в нарушение семантических и прагматических канонов имеет своей целью вникнуть в природу самого канона, а через него и в природу вещей»¹.

Правила диалога не просто нарушаются, а нарушаются по-разному, и это обстоятельство может рассказать нечто интерес­ное о содержании и природе самих правил.

У Жака намечена целая классификация «аномальных Canomaliej случаев» диалогов, которые так или иначе связаны с «прагматической недопустимостью» их выражений. Прежде всего, выделяются диалоги, в которых прагматическая компе­тенция собеседника не помогает, а препятствует построению осмысленного дискурса. Это может происходить либо из-за бо­лезни (случай патологических диалогов), либо из-за цинизма и намеренного обмана (случай парадоксальных и обманных диа­логов). Независимо от этого различия, Жак вводит еще одну концептуальную пару аномальных диалогов: ложные (faux) и неправильные (irreguliers) диалоги.

Ложный диалог - это диалог без установленных правил (что равнозначно их систематическому нарушению), а неправиль­ный диалог - это диалог, спорадически не соблюдающий (ус­тановленные) правила. Концептуальный смысл этого различия прост, но прагматически существенен: «вести неправильный диалог еще не значит быть неспособным к диалогу»².

Ложные диалоги образуются в результате систематического нарушения правил, определяющих прагматическую компетенцию, относящуюся к референциальным диалогам. Соответственно, су­ществует столько же классов ложных диалогов, сколько выделя­ется условий, определяющих эту прагматическую компетенцию.

Типичным случаем такого рода нарушения является отсут­ствие стабильной идентичности у партнера по диалогу. Жак

1. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. С. 34. 2. Jacques F. Dialogiques... р. 236.

101

рассматривает два случая дефицита идентичности в ложных диалогах:

когда партнеры вступают в разговор (берут слово), но не

знают, кому это слово адресовать, или не могут понять, когда
надо уступить слово своему собеседнику;

когда участник разговора готов адресовать свою речь и го­

тов дать ответ на вопрос собеседника, но не знает точно о себе,
кто он такой¹.

В качестве примера второго случая Жак приводит диалог кэрролловской Алисы с Червяком:

«- Кто - ты - такая?

Хуже этого вопроса для первого знакомства он ничего бы не мог придумать: Алиса сразу смутилась.

- Видите ли... видите ли, сэр, я... просто не знаю, кто я сейчас
такая. Нет, я, конечно, примерно знаю, кто такая я была утром,
когда встала, но с тех пор я все время то такая, то сякая - сло­
вом, какая-то не такая. - И она беспомощно замолчала.

- Выражайся яснее! — строго сказал Червяк. - Как тебя

прикажешь понимать?

- Я сама себя не понимаю, сэр, потому что получается, что

я - это не я! Видите, что получается?»².

Различию ложных и неправильных диалогов соответствует у Жака различие между ненормальными (anormale) и неуместны­ми (incongrue) выражениями. Выражение, по Жаку, является не­нормальным или диалогически анемическим (т. е. систематичес­ки нарушающим нормы), «если и только если оно обнаруживает непригодность к диалогу. Эта непригодность есть принципиаль­ная неспособность соблюдать правила, предписанные прагма­тической компетенцией»³. О диалогически неуместном выра­жении говорят в случае, когда оно вызывает лишь преходящее нарушение общих принципов речевой кооперации. Это может

¹ Ibid. Р. 228.

² Цит. по рус. изданию, пер. Б. В. Заходера. Ростов н/Д: Феникс, 2000.
С. 69. В русском переводе, к сожалению, трудно передать тонкую семан-­
тическую игру с английскими местоимениями yourself и myself в заклю-­
чительной части этого диалога:

«What do you mean by that?» said the Caterpillar, sternly. «Explain yourself!»

«I can't explain myself, I'm afraid, Sir», said Alice, «because I'm not myself, you see». Цит. по: Carroll L. Alice's Adventures in Wonderland & Through the Looking-Glass. Signet Classic, 2000. P. 49.

³ Jacques F. Dialogiques... P. 236.

102

Проистекать из неспобности поступать в манере, соответст-

щей тому или иному прагматическому правилу на том или

ином этапе диалога. Оно есть, в сущности, лишь accident de

parcours.

Смысл введения этих дистинкций внутри аномальных диа­логов Ф. Жак усматривает в том, что нарушение прагматиче­ских правил диалога есть нарушение именно конститутивных, а не регулятивных правил в смысле Дж. Серля.

Теперь зададимся вопросом: а можно ли вписать в эти дистинкций наш аномальный случай парадиалога? С уверен­ностью можно только сказать, что парадиалог относится к классу ложных, а не неправильных диалогов. (Из дальней­шего изложения темы это станет яснее). Однако этим о по­литическом парадиалоге еще очень мало сказано, потому что его специфика определяется на более высоком коммуникатив­ном уровне, чем специфика аномальных диалогов у Жака. То, что французский автор называет dialogue, еще больше, чем русское диалог, скрывает различие между разговором и диа­логом, на котором мы настаиваем из общих концептуальных соображений¹.

Основная идея предшествующего рассмотрения состоит в следующем. Различие между нормой и аномалией в диалоговом языке имеется, но оно носит игровой характер. Это, помимо прочего, значит, что производство аномалий входит в стратегию норм самой диалоговой коммуникации.

Попытка дать определение политического диалога из фи-лософско-лингвистической перспективы, а именно с учетом игровой разницы между «нормой» и «патологией», приводит нас к определению, которое выглядит достаточно «старомод­ным»: Политический диалог - есть форма коммуникативно­го взаимодействия, создаваемая двумя или более партнерами в ходе диалектического осмысления реальных политических вопросов, что предполагает аргументативную игру с пре-

1. Любопытно, что французы парадоксальным образом обозначают словом dialogue и неофициальные политические переговоры, и разговор глу­хонемых, и даже полное непонимание друг друга (dialogue de sourds). Причем франц. dialogue имеет отношение именно к языку как langage (языку в широком смысле, как системе знаков), а не только к языку как langue и parole. Общение между компьютером и пользователем во французском, как и в некоторых других языках, также обозначается словом dialogue.

103

тензией на предметную истинность и достижение баланса интересов.

«Диалектика» понимается здесь не как концептуальное словоблудие, а как логическое искусство спора, разговора отно­сительно важных вопросов, затрагивающих реальных людей с конкретными интересами. Основная часть собственно политиче­ских диалогов лежит в этой практической сфере.

2. Дискурсивные аспекты политического парадиалога

2.1. Парадиалог в аспекте семантики и логики речи

В свете сказанного можно определить парадиалог как дис­курсивную пародию на диалог, или как симуляцию диалога в дискурсе.

Характер парадиалога является инверсией тех принципов диалогического мышления, о которых писал М. М. Бахтин в своем труде по поэтике Достоевского. «Чужие сознания, - нель­зя созерцать... как вещи, — с ними можно только диалогиче­ски общаться»¹. Парадиалог же, напротив, представляет собой такое общение с чужими сознаниями, которое систематически низводят друг друга до лишенных всякого достоинства объек­тов. Причем это взаимное объективирование (овеществление) воспринимается участниками парадиалога скорее как забава, нежели как трагедия. Бахтин находит в романах Достоевского «диалогическое общение с полноправными чужими сознаниями и активное диалогическое проникновение в незавершимые глу­бины человека»². Как страшно далека эта поэтика Достоевского в интерпретации Бахтина от наших современных коммуника­тивных реалий!

Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть политическое ток-шоу телепередачи В. Соловьева «К барьеру!». Для нашего дальнейшего рассмотрения феномена парадиалога мы будем ис­пользовать материал одного из выпусков этой передачи (эфир НТВ от 02.02.2006), в котором сошлись в словесной дуэли два колорит­ных персонажа российской политической сцены - А. Проханов и В. Жириновский. Поводом для их «теледуэли» (по жанру передачи В. Соловьева) стала поддержка В. Жириновским ре­золюции парламентской ассамблеи Совета Европы, осудившей преступления коммунистических режимов. Проведенный Про-

1

хановым и Жириновским «диалог» заслуживает, по-видимому, внимания целого ряда дисциплин. Краткое знакомство с интернетовскими откликами на телепередачу только укрепляет в этом убеждении¹.

В парадиалоге Проханова с Жириновским реплики не вы­ступают двумя «равно и прямо направленными на предмет» высказываниями, которые «в пределах одного контекста не мо­гут оказаться рядом, не скрестившись диалогически»². Скорее, диалогические высказывания ведут себя подобно делезовским «смыслам» с их «великолепной стерильностью или нейтраль­ностью»³.

Напомним, что смысл высказывания Делез связывает с «парадоксом чистого становления» или «парадоксом умопоме­шательства» как парадоксом «бесконечного тождества обоих смыслов сразу - будущего и прошлого, дня до и дня после, большего и меньшего, избытка и недостатка, активного и пас­сивного, причины и эффекта»⁴. Здесь смысл событий - всегда двойной смысл, исключающий трактовку положения вещей с точки зрения здравого рассудка. Почему? Потому что события понимаются как некоторый эффект, присущий языку, и бес­смысленно спрашивать, в чем смысл события как такового: «событие и есть смысл как таковой. Событие по самой сути принадлежит языку»⁵.

Такие события-эффекты не существуют, по Делезу, вне вы­ражающих их предложений, а между собой они находятся в отношениях не реальной (логически необходимой) причинно­сти, а причинности нереальной, призрачной. Эта квазипричин­ность проявляется во взаимообратимости причинного отноше­ния, когда для мысли все равно, «кошки едят мошек» или «мошки едят кошек», он украл или у него украли, он убил или его убили, и т. д. У Делеза получается, что высказывания о событиях-эффектах осмыслены даже тогда, когда они форму­лируют логический абсурд.

У Бахтина мы читаем: «Два равновесомых слова на одну и ту же тему, если они только сошлись, неизбежно должны

1. Интернет-дискуссию об этой передаче, а также полный текст выступле­нии ее участников можно найти в сети по адресу: http://semen-serpent.livejournal.com/295788.html.

2 Бахтин М. М. Проблемы поэтики... С. 219. 3. Делез Ж. Логика смысла. М.: Издательский Центр «Академия», 1995. С. 53. 4. Там же. С. 14. 5. Там же. С. 38.

107

взаимоориентироваться. Два воплощенных смысла не могут ле­жать рядом друг с другом, как две вещи, - они должны внут­ренне соприкоснуться, то есть вступить в смысловую связь»¹. Делезовские же смыслы с их «замечательной стерильностью» напротив, не испытывают никакой потребности на кого-то «со­риентироваться», с кем-то «вступить в связь» и «внутренне со­прикоснуться».

Кстати, на этот момент В. Базылев и Ю. Сорокин обращают особое внимание в своей статье. Они пишут о политике как человеке «с измененным (смещенным) состоянием сознания», речь которого, будучи «вербальной реакцией на постоянный стресс», представляет собой «форсированный звуковой поток», главной функцией которого является не убеждение, а подавле­ние собеседника³.

Сразу оговоримся, дабы избежать недоразумений: парадиа-лог есть не отрицание, а специфическая инверсия принципа интерсубъективности, о котором речь шла выше. Интерсубъ­ективность была и предметом размышлений у Бахтина. Инвер­сия, как и симуляция, какого-либо принципа не означает, что он исчезает абсолютно. В обоих случаях от предмета остается некий образ, извращенный (в случае инверсии) или внешний, поверхностный (в случае симуляции). Жириновский и Проханов не могут полностью уничтожить свои интерсубъективные спо­собности - для этого им надо было бы превратиться в животных или машин. Но они систематически и принципиально использу­ют эти способности в направлении, противоположном их есте­ственной предметной интенции. Это точно соответствует любой

¹ Бахтин М. М. Проблемы поэтики... С. 219.

² Делез Ж. Логика смысла... С. 205.

³ Базылев В., Сорокин Ю. О нашем новоязе....

108

перверсии, где естественные функции либо меняют направле­ние, либо воспроизводятся по несущественным, поверхностным признакам. При этом главная функция (а значит, смысл, суть) явления здесь исчезает, не реализуется. Именно в этом смысле все инверсии и симуляции суть формы отрицания.

В случае парадиалога интерсубъективность извращается в том смысле, что «как бы раздвоение» человека, его способность «вести себя по отношению к себе так же, как по отношению к другому человеку», направлена не на понимание позиции дру­гого человека, а на ее извращение, деградацию, элиминацию. То, что Бахтин называл диалогизмом мышления, есть именно продукт интерсубъективности как родовой человеческой чер­ты. Однако это - не единственный ее продукт. Парадиалоги-ческий дискурс - такая же идиома интерсубъективности, как и диалогическое мышление в смысле Бахтина, если, конечно, мы согласимся с тем, что такое мышление вообще может быть реальным фактом, а не только мышлением литературных ге­роев Достоевского.

Парадиалогический дискурс не только извращает, но и симу­лирует интерсубъективность. Участники парадиалога создают видимость взаимопонимания, восприятия чужих аргументов, точек зрения, возможных возражений. Но речь идет не о серьез­ной реализации этого качества, в рамках обсуждения какой-то предметной проблемы, а о воспроизведении внешних, несущест­венных черт понимания. Речь идет об игре в интерсубъектив­ность. Эта игра тоже есть манифестация взаимопонимания, но уже в другом, чисто эстетическом смысле. Это - взаимопони­мание на уровне театрального жеста. Это - дискурс, скользя­щий по смыслам реальных вещей подобно мимическому, паро­дическому дискурсу. Интерсубъективность искусства подменяет здесь интерсубъективность предметного разговора (диалога) о политике.

Политический парадиалог - есть прежде всего пародия на то, что Бахтин в своей книге характеризует как «сократиче­ский диалог». В основе последнего он видит представление о диалогической природе истины. Это значит, что «истина не рож­дается и не находится в голове отдельного человека, она рож­дается между людьми, совместно ищущими истину, в процессе их диалогического общения»¹. Более того, «человеческая мысль

1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики... С. 126.

109

Сократический диалог как совместный поиск истины предпо­лагает, что поражение в споре, причиненное заблуждением, рас­сматривается как общая победа (обретение истины). Известным продолжением этой традиции является хабермасовская идея "herrschaftsfreie Diskussion". Но так понятый диалог инверти­руется повсеместно, причем уже во времена самого Сократа и Платона. Тем более это извращается в современном дискурсе масс-медиа. «Истина», которая рождается и живет в парадиало-ге - есть, опять-таки, делезовский «эффект», эффект смысловой, но в равной мере и шумовой, визуальный. Он мимолетен, живет только во время эфира, он лишен всякой субстанциальности и причинности, в отличие от бахтинских «идей» и «мыслей», рож­даемых (с творческой мукой) в диалоге.

Для нашей характеристики политического парадиалога небез­ынтересно, что героями сократического диалога выступают, по Бахтину, именно идеологи, а «самое событие, которое соверша­ется в "сократическом диалоге" (или, точнее, воспроизводится в нем), является чисто идеологическим событием искания и испы­тания истины»³. Бахтин отмечает, что идеологический моноло-гизм эпохи Просвещения, обусловленный европейским рациона­лизмом, стал закономерным отрицанием сократического диалога (его вырождение он фиксирует уже у позднего Платона). Совре­менный политический парадиалог есть тоже отрицание сократи­ческого диалога, но отрицание, свойственное всем постмодернист­ским эпохам: отрицание в форме пародии и симуляции.

Политический парадиалог отрицает идеологичность сокра­тического диалога уже тем, что в нем нет идеи как «живого события, разыгрывающегося в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний»; идеи, которая «хочет быть ус­лышанной, понятой и «отвеченной» другими голосами с других позиций»⁴. Здесь даже нет того нововременного монологизма «идеологического творчества», который у Бахтина образует диа­лектическую противоположность диалогическому принципу. Нет, потому что одно и единое сознание, которое выражает в

классической идеологии дух нации, народа и прочего, обнару­живает здесь явные признаки шизофрении: оно рождает массу парадоксов и абсурдов, его постоянно «несет» в какой-то безум­ной скачке идей. Одним словом, парадиалог - это не идеологи­ческий субститут диалогичной по своей природе идеи, но абсур­дистское шоу идеологических уродцев.

Речь участников парадиалога представляет собой вербали­зацию их автокоммуникативного потока сознания. Соответст­венно, в парадиалоге взаимодействуют не «точки зрения», не «концепции», «идеологии» и тому подобное, но просто (как в коллаже, клипе) совмещаются в пространстве и времени два потока мышления и речи. Это, безусловно, противоречит принципу успешности стандартного диалогового общения. По Н. Луману, эффективное (продуктивное) общение между людь­ми подразумевает, что «говорить в данный момент всегда может только один из присутствующих. Если начинают говорить сразу несколько человек и упрямо продолжают свои речи дальше, то, по крайней мере, понятность и координированность их реплик от этого страдает, быстро приближаясь к нулю... Несколько тем могут рассматриваться только поочередно. Участники разгово­ра должны ограничивать свои реплики актуальной в данный момент темой, или они должны добиться изменения темы. Это может приводить к тихой борьбе за власть, к борьбе за центр сцены и за внимание других. Уже на самом изначальном уровне элементарного общения лицом к лицу нет социальных систем с равнозначными шансами»¹.

Парадиалог требует уточнения этого лумановского положе­ния. Если в обычном разговоре борьба за коммуникативную власть ведется в контексте предметного спора по поводу ре­альных проблем (а потому эта борьба и оказывается «тихой», незаметной), то в парадиалоге она выходит на первый план и подчиняет себе предметную логику спора. Эта борьба довлеет, превращая весь диалог в разновидность коммуникативно-власт­ного «искусства для искусства», а предметную логику рассмат­риваемых тем - в набор бессмыслиц.

В парадиалоге весьма часто нарушается то, что Луман - со­вершенно справедливо - рассматривает как условие успешности Диалогового общения: очередность реплик «в тему». Участники

¹ Там же. С. 100.

² Там же.

³ Там же. С. 127.

⁴ Там же.

110

1. Luhmann N. Interaktion, Organisation, Gesellschaft // Soziologische Aufklärung - II. Aufsätze zur Theorie der Gesellschaft. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1975. S. 10-11.

Ill

парадиалога, напротив, часто говорят одновременно, оставаясь к тому же на своей тематической волне; соответственно, записы­вать реплики такого диалога приходится иногда в параллельные столбцы, а не в линейной очередности, как в обычном диалоге. Несколько меняется и декодирование парадиалога внешним на­блюдателем: оно уже не может осуществляться лишь линейно, как в книжном дискурсе, но также цельно-пространственным способом, как в случае визуального дискурса.

Наблюдатель парадиалога в лучшем случае может - на свой страх и риск - дать осмысленную интерпретацию отдельным фрагментам дискурса: репликам того или иного участника, тому или иному микросюжету разговора. Наблюдатель может даже сделать вывод, что один из них был успешнее (убедительнее, симпатичнее, артистичнее - все эти оценки по содержанию при­мерно одинаковы), чем другой. Но коммуникативная успешность понимается здесь в квазиэстетическом смысле, и наблюдатель не может ни подключиться к такому «диалогу» (ибо нет ясной смысловой нити, за которую можно было бы ухватиться), ни од­нозначно объявить себя на стороне того или иного из участников «спора». Диалог приобщает наблюдающего «третьего» к дискур­су, к роли со-беседника; парадиалог же консервирует «третьего» в роли внешнего наблюдателя, публики, зрителя шоу.

2.1.2. Логические абсурды парадиалога

... Однажды он начал объяснять глуповцам права человека; но, к счастью, кончил тем, что объяснил права Бурбонов. В другой раз он начал с того, что убеждал обывателей уверовать в богиню Разума, и кончил тем, что просил признать непогрешимость папы. Все это были, однако ж, одни façons de parler; и в сущности виконт готов был стать на сторону какого угодно убеждения или догмата, если имел в виду, что за это ему перепадет лишний четвертак.

М. Е. Салтыков-Щедрин. История одного города

Классические (традиционные) представления о диалоге ис­ходят из наличия у его участников какой-то позиции, которая может претерпевать изменения в ходе диалога, вплоть до проти-

Каталог: Library
Library -> Лингво-страноведческий аспект видеосерии
Library -> Психологических наук, профессор О. Л. Карабанова; доктор психологических
Library -> Психолингвистики
Library -> Занятие по теме «Идентификация конфликтов» (решение ситуационных задач) Занятие Тема: «Сущность конфликта и его причины»
Library -> М. В. Ломоносова юркина Л. В. Методы психологических и педагогических исследований москва 2006 ббк -15 в 24 Юркина Л. В. Методы психологических и педагогических исследований Учебное пособие
Library -> История психологии” (А. Н. Ждан, 2001 г.)
Library -> Гештальтпсихология
Library -> Н. В. Ильина факторы, влияющие на выбор канала и средства деловой коммуникации

Скачать 5.45 Mb.

Поделитесь с Вашими друзьями: