1.3. Превратности постулатов (к теории диалоговой коммуникации Г. П. Грайса)

Аналогичную мысль, хотя в другой связи, высказывает Т. ван Дейк: «В разговорах люди также стараются придать не­кую привлекательность и приемлемость тем негативным мне­ниям, которые идут вразрез с нормами и ценностями... Темы, проявляющиеся завуалировано в публичном дискурсе, ...повто­ряются более откровенно в повседневных разговорах»².

С учетом этого момента вполне уместно при анализе реаль­ной (прежде всего, политической) коммуникации говорить не столько о принципе кооперации, сколько о принципе некоопе­рации, или о том, что Т. Н. Николаева удачно называет прин­ципом «коммуникативного саботажа»³. Тем более уместно гово­рить о коммуникативном саботаже в случае парадиалога.

1.3.3. Двусмысленность как методологический прием

Причина довольно жесткой критики грайсовского постула­та кооперации в работах некоторых лингвистов заключена, на наш взгляд, в допущенной Грайсом фундаментальной двусмыс­ленности. В явной форме Грайс распространяет действие сво­его принципа прежде всего на «нормальное» речевое общение, но контекст его рассуждений позволяет интерпретировать этот принцип прежде всего как условие возможности любой комму­никации, даже невербальной. Поясним эту мысль.

«Я, - пишет Грайс, - сформулировал постулаты таким об­разом, будто целью речевого общения является максимально

эффективная передача информации; естественно, это определе­ние слишком узко, и все построение должно быть обобщено в применении к таким общим целям, как воздействие на других людей, управление их поведением и т. п.»¹. Однако как должно выглядеть такое «обобщение», Грайс не показывает.

Получается, что хотя в начале своих рассуждений он и отка­зывается принять «допущение формалистов» (что «степень аде­кватности языка должна измеряться его способностью служить нуждам науки»²), он фактически сам развивает формалистический подход. Во всяком случае, его ссылки на кантовскую схемати­ку категорий и параллели с этическими постулатами внуша­ют именно такую интерпретацию. Это еще больше усиливается признанием самого Грайса: «В течение некоторого времени меня привлекала мысль, что соблюдение в речевом общении Прин­ципа Кооперации и постулатов следует рассматривать как сво­его рода квазидоговор, аналогичный тому, который действует за пределами сферы дискурса, т. е. во внеречевом общении»³. Правда, делая это признание, Грайс желает лишь сказать, что теперь его заботит уяснение собственно коммуникативной при­роды этого «квазидоговора», т. е. его специфическое отличие от аналогичных внеречевых явлений.

Грайс стремится выявить своеобразную (для речевого обще­ния) модификацию свойств, общих для любой совместной дея­тельности: наличие общей цели дела, согласованность и взаим­ность вкладов в него участников, а также гласное или негласное соглашение продолжать дело до тех пор, пока это нужно участ­никам. Заметим, рационалистическая установка Грайса опира­ется здесь исключительно на утилитаристское толкование ра­зума (и языка) как инструмента решения сугубо практических задач в рамках человеческого взаимодействия.

Дать «разумное» объяснение принципа кооперации значит для Грайса признать, что «от всякого, кто стремится к дости­жению конечных целей речевого общения/коммуникации (это может быть передача и получение информации, оказание влия­ния на других и подчинение себя чьему-то влиянию и т. п.), ожидается, что он заинтересован в этом общении. Речевое обще­ние, в свою очередь, может быть выгодно и полезно только при


¹ Арутюнова Н. Д. Аномалии и язык // Вопросы языкознания. 1987. № 3.
С. 11-13.

² Дейк Т. А. ван. Расизм и язык. М.: ИНИОН, 1989. С. 54-55.

³ Николаева Т. М. О принципе «некооперации»... С. 225-226.

62

¹ Грайс Г. П. Логика и речевое общение... С. 223-224.

² Там же. С. 218.

³ Там же. С. 225.

63

условии, что соблюдается Принцип Кооперации и постулаты»¹. В таком «обобщенном» виде принцип кооперации уже теряет оттенок кантовского формализма и абстрактного морализма, оказываясь априорным условием любой коммуникации, в том числе речевой.

Такая интерпретация принципа кооперации идет навстре­чу стремлению современных лингвистов приспособить кате­гориальный аппарат традиционной риторики к диалогу, а не монологу, а также к пониманию риторических норм не как «наставлений говорящему», а как внутренних (в соссюровском смысле) законов самой диалоговой речи. По мнению Д. Франк, «принцип кооперации - фундаментальный фактор, регулирую­щий процессы интерпретации текста слушающим и прогнози­рования этой интерпретации говорящим, - обладает статусом априорного, но способного к изменению обоюдного допущения слушающего и говорящего»².

Немецкий лингвист В.-Д. Штемпель считает, что «смысл принципов Грайса состоит не в их моральной претензии (при­зыве им следовать), но в их «оперативности: там, где высказы­вание р нарушает максиму (Грайса. - С. П.), предположение о том, что в остальном говорящий следует принципу кооперации, позволяет слушающему, обращаясь к контексту и общему зна­нию, найти посредством импликатур то, что собственно подра­зумевалось говорящим, а именно не р, а д»³.

Но такое оперативное (интерпретационное) понимание принципа кооперации исходит из предпосылки, что все со­беседники заинтересованы в том, чтобы их правильно по­нимали, поэтому они рассчитывают на успешное прочтение импликатур их речи собеседником. Однако в реальной ком­муникации, особенно столь лукавой, как политическая, это довольно редкий случай, поэтому стоит согласиться с приве­денным выше мнением Ермаковой и Земской. В этом смысле Грайс не учел массу негативных случаев, когда невыполне­ние постулатов выступает не фигурой речи на основе конвен-циальных импликатур, а формой коммуникативных неудач. Причем не только нечаянных, но сознательных, спланирован­ных неудач.

1. Там же. С. 226.

2. Франк Д. Семь грехов прагматики... С. 371.

3. Stempel W.-D. Bemerkungen zur Kommunikation im Alltagsgespräch // Das Gespräch. München: Wilhelm Fink, 1984. S. 162-163.

64

В. Д. Штемпель обращает внимание на то, что Грайс в опи­сании своих «максим» ограничивается лишь случаем, когда говорящий нарушает их открыто и таким способом, что слу­шающему легко выявить импликатуры. Но говорящий может нарушать постулаты и скрытым образом, так что у слушающего мало шансов дешифровать неявный смысл его речи.

Нарушение постулатов Грайса может быть относительно безобидным и быть связано с тем, что «в отличие от логики, где высказывание может быть либо истинным, либо ложным, в естественном языке мы имеем дело со шкалой, где правда и ложь — полюса, между которыми находится множество проме­жуточных точек»¹.

Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелев поясняют это на примере семантически аномальных высказываний, различая два типа из них: «высказывания, которые должны получить семантиче­ски стандартную интерпретацию (пусть с потерей образности и силы) в результате переосмысления, и высказывания, которые не могут быть сведены к стандартной семантике и привлекают внимание к самому нарушаемому правилу»². Дешифровка се­мантических аномалий первого типа производится как раз на основе постулатов речевого общения (не обязательно грайсов-ских, ибо его подход получил развитие в ряде работ других ав­торов)³. А вот дешифровка аномалий второго типа уже не может быть выведена из универсальных постулатов общения и, более того, требует переосмысления этих постулатов. Они должны учесть такое свойство разговорного дискурса, как относитель-

¹ См. Санников В. 3. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки рус­
ской культуры. 1999. С. 410. Автор иллюстрирует это свойство истинност­
ной оценки разговорного дискурса таким остроумным примером:

— Правда ли, что Иван Иванович выиграл машину в лотерею? — Правда. Только не машину, а тысячу рублей. И не в лотерею, а в преферанс. И не выиграл, а проиграл.

ную толерантность к противоречиям (подобную толерантности к «белой лжи»).

Имеется в виду противоречивость, которая в разговорах вы­ражается не только в логической абсурдности (контрадиктор-ности), но в явном или скрытом рассогласовании компонентов трех основных измерений языка: семантического, синтаксичес­кого и прагматического. Причем прагматический аспект здесь следует понимать достаточно широко и включать сюда также одновременное наличие в дискурсе разных (противоположных) точек зрения, когда одна из них представлена косвенно, а дру­гая - явно. Вообще, дискурс любого разговорного диалога на­сыщен логическими противоречиями и софизмами. Но они как бы проскальзывают мимо внимания говорящих и слушающих, и связано это с тем, что коммуниканты либо не замечают эти противоречия и абсурды, либо дешифруют стоящие за ними импликатуры. Причем эта дешифровка вовсе необязательно должна быть однозначной. Когда чеховский герой говорит «Де­нег ваших я никогда у вас не брал, а ежели брал когда-нибудь, то по надобности»¹, то слушатели могут подумать, что человек деньги, скорее всего, украл, но, видимо, не из любви к роскоши, а из желания утолить сильный голод и т. п.

Однако неявное нарушение граисовских максим кооперации может осуществляться и стратегически, что очень хорошо вид­но по феномену «белой лжи» в политике. В этом случае такие коммуникативные приемы, как косвенные намеки, двусмыслен­ности, умолчания и прочее позволяют говорящему обманывать слушающего, формально не опускаясь до прямой лжи. И. Гоф­ман цитирует в этой связи Г. Дейла, формулирующего своего рода кодекс «анти-грайсовских» лукавых максим политической коммуникации: «Нельзя говорить ничего, что не соответству­ет истине. Но вовсе не обязательно, а иногда и не желательно, даже с точки зрения общественных интересов, говорить всю ис­тину, кроме того, представляемые факты могут быть поданы в любом удобном порядке. Удивительно, что способен сделать в этих пределах умелый оратор или составитель документов. Цинично, но с некоторой долей истины можно утверждать, что идеальный ответ на щекотливый запрос в Палате Общин дол­жен быть кратким, с виду исчерпывающим, при попытке опро­вержения доказуемым и точным в каждом слове, не дающим

поводов для неуклюжих "дополнений" и в то же время реально не раскрывать ничего важного»¹.

Получается, что постулаты Грайса вполне выполняются, только если беседуют разумные и благожелательные люди. Тог­да эти постулаты работают на здравый смысл коммуникатив­ного «разума». Но как точно заметил Гофман, если от предна­меренной и бесстыдной лжи обратиться к другим типам лож­ных представлений, то здравый смысл окажется плохой опорой для различения истинного и ложного². И. Гофман, как мы уже отмечали выше, акцентирует «engagement», «социализирован­ное состояние транса» или - как он еще выражается - «нера­циональную импульсивность» диалога. Эта импульсивность не только допускается в речевом общении, но даже в той или иной мере востребована там. В ней Гофман усматривал «тот важный пункт, в котором порядок коммуникативного взаимодействия (интеракции) отличается от других видов социального порядка»³. Как мы покажем позже, за «нерациональной импульсивностью» стоят у Гофмана не какие-то мистические свойства диалога, а вполне реальные вещи вроде драматургического «командного сговора», которые позволяют существенно конкретизировать (и скорректировать) грайсовский принцип кооперации.

1.3.5. Принцип Кооперации не против нарушения его постулатов?

В некотором смысле (в каком точно - еще надо выяснить) даже участники парадиалога разделяют общую цель своей ком­муникации, их действия тоже специфическим образом согла­сованы, и в парадиалоге они остаются так долго, как считают нужным. В этом смысле парадиалог есть лишь один из типов «разумной» речевой деятельности. Но проблема (в том числе и для теории) состоит в том, что реализация этих разумных свойств, присущих любой человеческой деятельности, опосредо­вана в парадиалоге систематическим и последовательным нару­шением всех постулатов Грайса вместе взятых. И это, помимо

1. Dale H. Е. The higher civil service of Great Britain. Oxford University Press, 1941. P. 105. Цит. по: Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2000. С. 97.

₂ Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни... С. 98.

₃ Goffman E. Interaktionsrituale. Uber Verhalten in direkter Kommunikation.
Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1978. S. 127.

67

прочего, означает, что их никак нельзя формально дедуциро­вать из общего принципа кооперации. Следовательно, к теории Грайса надо подходить дифференцированно. Его принцип коо­перации можно принять при условии его «обобщения» (специ­фикации по случаям), признавая, что такое обобщение может привести к существенной модификации или даже отказу от не­которых его «постулатов».

Впрочем, такие превратности постулатов отнюдь не противо­речат позиции самого Грайса; иначе он не исследовал бы прак­тику их систематического нарушения в разговорном языке как нечто нормальное и естественное. Грайс указывает, что участ­ник речевого общения может обойти тот или иной постулат или даже вообще отказаться от Принципа Кооперации. Он приводит примеры, когда один из постулатов не соблюдается из-за возни­кающего конфликта с другим постулатом, или когда говорящий нарушает постулат с целью порождения коммуникативной им-пликатуры как фигуры речи¹. В этой связи Грайс анализирует иронию, метафору, литоту, гиперболу, а также тавтологию как примеры таких нарушений².

Таким образом, природа постулатов речевого общения, вклю­чая и сам принцип кооперации, мыслится Грайсом в такой же мере объективной, в какой объективны правила грамматики. Только в данном случае речь идет об особой коммуникативной грамматике, грамматике разговорного общения. На уровне се­мантики простых предложений, если я хочу назвать горячее, я должен говорить «горячее», а не «холодное», - иначе меня просто не поймут. И если я хочу, чтобы меня поняли в данном языке и в данной ситуации, я должен строить предложения по его грамматическим и лексическим правилам. А если я хочу, чтобы меня понимали в диалоге, я должен реализовывать прин­цип кооперации и его постулаты, - рассуждает Грайс. Другое дело, что моя коммуникация и взаимопонимание с другими в общении существует независимо от формулируемых мною post factum правил. В этом смысле данные правила регулятивные, а не конститутивные³.

¹ Грайс Г. П. Логика и речевое общение... С. 228.

² Там же. С. 229.

³ Напомним смысл этого различия в изложении самого Серля: Регулятивные
правила регулируют деятельность, существовавшую до них,— деятель­
ность, существование которой логически независимо от существования
правил (как например, правила этикета регулируют существующую не­
зависимо от них человеческое деятельность). Конститутивные правила