Салливан Г. С. Интерперсональная теория психиатрии
Скачать 2.03 Mb.
|
| Глава 11
той, на символические и несимволические. Когда-то я был склонен полагать, что подобная классификация способна внести значительный вклад в психиатрическую теорию, но сейчас эта идея кажется мне необоснованной. Различия между скрытым и явным достаточно очевидны и, будучи однажды обозначены, не требуют дополнительных подтверждений; при рассмотрении первых восемнадцати или двадцати месяцев жизни не составляет большого труда ввести вторую абстракцию - символическое и несимволическое, а потом спроецировать ее на последующие периоды жизни. В самых общих чертах идея такова: когда ребенок сосет молоко из материнской груди - это символическое поведение; а когда он называет неодушевленную игрушку словом <киса>, его поведение носит несимволи-ческий характер. Таким образом, я вовсе не пытаюсь доказать, что осуществление некоторых видов активности обусловлено строением центральной нервной системы, мышечных тканей и т. д., примером чему может служить механизм, обеспечивающий процесс сосания и глотания. По всей вероятности, первое проявление каждого феномена можно считать несим-волическим. Но практически с первых минут жизнь младенца ставится в зависимость от содействия старшего человека; мощное влияние тревоги препятствует структурированию переживания, допускает его или постепенно направляет в подходящее русло. Таким образом, совершенно очевидно, что большая часть происходящего в первый год жизни младенца и даже в период новорожденности носит ярко выраженный символический характер. В начале нашего разговора я, основываясь на работах Джен-нингса (Jennings), подчеркивал, что вспоминание и предвосхищение можно наблюдать даже у амеб. В каких бы аспектах человеческой жизни ни проявлялись процессы вспоминания и предвосхищения, в ходе обсуждения можно обнаружить, что на них основывается антиципация определенных достижений. Боюсь, что в реальной жизни человеческое поведение настолько явно и неоспоримо отражает переживания, структуру которых составляют знаки - либо сигналы, либо символы, что попытка четко разделить его на символическое и несимволическое принесет значительно больше вреда, чем пользы. Поэтому, не отрицая присутствия в человеческом поведенческом репертуаре однозначно несимволических действий, я бы сказал, что, сообразуясь с целями, актуальными с точки зрения психиатрической теории, я рассматриваю только скрытую и явную символическую активность, т. е. активность, осуществляемую под влиянием представленных в знаковой форме прошлых переживаний, в основе которых лежит получение удовлетворения, избежание или минимизация тревоги. Примечания к главе 11 Я не всегда оперировал именно этими терминами: некогда, говоря о скрытых процессах, я называл их подразумеваемыми. Но сейчас я отказался от использования слова <подразумеваемый>, поскольку за ним тянется такой огромный шлейф неуместных или не соответствующих тому, что я пытаюсь передать, значений, что назрела необходимость подобрать для наименования данного феномена какое-то другое слово. Антонимичное термину <явный> слово <скрытый> подошло как нельзя лучше. 181 Часть 2 Собственно говоря, большую часть информации, на основании которой я утверждаю, что о протекании скрытых процессов можно судить по проявлениям отсроченного поведения, я собрал, наблюдая за младенцем, которому еще не было и шести недель от роду. Если допустить, что эти данные верны, то можно сделать вывод о том, что рудиментарные проявления скрытых символических операций, связанных с зональными и общими потребностями, встречаются на самых ранних этапах постнатальной жизни ребенка. " {Примечание редакторов: Слово <жест> Салливан использует более широко, чем обычно: в других лекциях и в других частях этой же лекции он поясняет, что речь идет не только о мимике лица и пантомимике тела, но также и о ритме, мелодике и акцентах речи. Иными словами, под жестами он понимает <выражающие>, противоположные <указующим>, аспекты речи - эти термины фигурировали в курсе лекций, которые он читал в 1948 году.] * [Edward Sapir, Language. An Introduction to the Study of Speech, New York: Harcourt, Brace and Co., 1921; p. II] {Примечание редакторов: Салливан говорит, что аутичный - это <прилагательное, которым мы обозначаем примитивную, несоциализированную, неак-культурированную форму символической активности и более поздние ее формы, имеющие большее отношение к первичному состоянию, чем к высокоэффективным взаимосогласующимся видам активности, проявляемым более зрелой личностью> (Conceptions of Modern Psychiatry; New York: W. W. Norton & Company, 1953, second edition; p. 17). Патрик Муллахи охарактеризовал используемый Салливаном термин <ау-тичный> как <подвид паратаксиса... вербальное проявление паратаксиса> (<А Theory of Interpersonal Relations and the Evolution of Personality>, те же выходные данные, р. 126).] ГЛАВА 12 ДЕТСТВО Роль языка в объединении персонификаций Настало время несколько отклониться от слегка затянувшегося экскурса в период младенчества. В разговоре о речевой деятельности, надеюсь, мне удалось доказать, что успехи ребенка в овладении языком обеспечивают ярко выраженную реакцию одобрения и благорасположения со стороны значимых взрослых. Экстраординарное значение, приобретаемое вербальным поведением, особенно очевидное в школьный период, является одним из важных факторов, осложняющих для нас понимание грез ребенка, воспринимающихся в отдельных случаях как относительно простые паратаксические переживания, а иногда как паратаксические формы высокого уровня развития. Вербальное поведение представляет собой величайшую самоценность, если речь не идет о тех из нас, кто глух и нем от рождения и лишен, таким образом, способностей, поистине сравнимых с чудом. Так, многие из нас, даже будучи докторами тех или иных наук, очень часто и весьма ярко демонстрируют зависимость от волшебной силы языка. В психиатрической практике мы сталкиваемся со взрослыми людьми, чья гипертрофированная зависимость от возможностей языка совершенно очевидно является отражением трудностей, возникающих у них в общении с людьми. Итак, одним из эффектов, возникающих главным образом под действием специфических особенностей языкового поведения на ранних стадиях детства, является объединение персонификаций. Если говорить о сознании, это объединение представляется конечным и абсолютным; но на уровне личности оно не выглядит таким уж завершенным. Я говорю сейчас о том, что до перехода на эту стадию было двуликой персонификацией материнской фигуры или целым набором таких фигур - персонификаци-ями хорошей и плохой или недоброй матери. Благодаря той немалой роли, какую язык, судя по всему, играет в установлении интерперсональных взаимоотношений, и огромной энергии, затрачиваемой взрослыми людьми, окружающими еще очень маленького ребенка, для того чтобы выработать у него самую важную человеческую способность - способность к вербальному поведению, ребенок полностью лишается возможности придерживаться в дальнейшем поразительно устойчивой персонификации двух 183 Часть 2 матерей, одна из которых оказывает заботу и содействие в удовлетворении потребностей, а другая внушает страх и препятствует их удовлетворению. Хотя такая двойственность видения одного и того же человека может иметь место на, если можно так выразиться, более низком уровне личности, она едва ли сможет долго выдерживать мощное давление ак-культурации, в процессе которой одна фигура становится <мамой>, а другая, скажем, <сестрой> или кем-то в этом роде. Поэтому независимо от того, каким образом были представлены персонификации хорошей и плохой матери, они утрачивают свою самостоятельность или объединяются в единый образ на более поздней стадии овладения речью. Но это слияние не обязательно должно быть всеобъемлющим. Иными словами, не все атрибуты, характеризовавшие для младенца персонификацию плохой матери, не должны непременно присутствовать в персонификации матери, которая формируется у ребенка в период детства; независимо от обстоятельств маловероятно также, что в персонификацию матери, возникающую в детстве, войдут все характерные черты персонификации хорошей матери, существовавшей в период младенчества. При определенных условиях мы можем стать свидетелями фактов, делающих последнее предположение практически неоспоримым; так, в своей дальнейшей жизни человек ищет - и имеет все основания искать - женщину, которая была бы как можно более похожа на персонификацию хорошей матери, причем именно в том, что не нашло отражения в появившейся в период детства <настоящей> матери. Особая сложность перехода персонификаций на одной стадии развития личности в персонификации, характеризующие следующую стадию процесса - хотя он очень редко носит всеобъемлющий характер, в немалой степени обусловливается уникальными возможностями устной речи и высокой ценностью приобретения вербальных навыков в детстве и на протяжении следующих за ним этапов развития, до тех пор пока человек вовлечен в процесс усвоения знаний и навыков. Теорема избежания Теперь мне хотелось бы подробнее рассмотреть развитие системы самости, несколько раньше описанное мною в общих чертах, и представить то, что я сформулировал как теорему избежания. Система самости в отличие от всех остальных динамизмов, предназначение которых состоит в структурировании знания о взаимоотношениях, предельно устойчива к изменениям, вызванным приобретением нового опыта. Это можно выразить в виде теоремы, заключающейся в том, что система самости в силу собственной природы, - влияющих на нее факторов общественной среды, организации и функциональной направленности, - как правило, не подвержена влиянию приобретаемого опыта, несовместимого с ее настоящей организацией и функциональной направленностью. Эта особенность системы самости должна рассматриваться либо для того, чтобы понять личность в рамках данной системы с психиатрической точки зрения, либо чтобы сориентироваться в видах психотерапевтического вмешательства, адекватного системе. Когда я последний раз упоминал о системе самости, я говорил о том, что ее корни лежат исключительно в опыте, 184 Глава 12 приобретаемом человеком, и отмечал, что в отличие от динамизмов потребностей она не определяется физико-химическими механизмами, присущими животным, находящимся на низших по сравнению с человеком ступенях развития. Формирование системы самости целиком обусловливается интерперсональными аспектами среды, в которую человек включен на протяжении всей своей жизни; она зарождается из чрезвычайно неприятного и дискомфортного переживания тревоги; в дальнейшем ее развитие происходит таким образом, чтобы избежать или по крайней мере минимизировать существующую или предполагаемую тревогу. Но мне хотелось бы повторить, что ситуативные причины тревоги никогда не могут быть ясны до конца. Совершенно очевидно, что, поскольку страхи, переживаемые матерью, передаются младенцу, мы не можем рассчитывать на то, что он сможет понять их происхождение; но, вероятно, еще сложнее представить, что у взрослых людей остается тянущееся из детства непонимание причин, вызывающих страхи. Когда мы становимся старше, мы получаем удовольствие от возможности давать названия и объяснения каким-то вещам и явлениям и таким образом отчасти защититься от неспособности полностью понять ситуативные причины тревоги. В одной старом анекдоте говорится о том, как плохо было пациенту, испытывавшему страшную боль, и насколько ему стало легче, когда доктор сказал ему: <Да это просто аппендицит>. Это небольшой пример того, насколько лучше мы себя чувствуем, когда слышим высказанную вслух формулировку, которая, как нам кажется, объясняет некий набор незнакомых дотоле фактов, даже если она понятна кому-то другому. Именно поэтому мы периодически столь многое делаем неверно и не вовремя - мы чувствуем себя намного лучше, достойнее, если получаем возможность отбарабанить скороговорку, состоящую из слов, зачастую столь же уместных, как традиционное женское объяснение непостижимого: <Я сделала так потому>. На самом деле после многих лет психиатрической практики я бы сказал, что стал с гораздо большей любовью относиться к рационализациям, заканчивающимся фразой <просто потому>, чем больше слов за ней последует, тем труднее будет понять, насколько велик вербализм человека - то, что называется рационализацией, и где находится нить, ведущая к тому, что необходимо узнать. Таким образом, какие бы широкие возможности по части обсуждения ситуативных причин тревоги, мы ни приобретали, становясь взрослыми, мы практически никогда не в силах осознать до конца природу этих причин - конечно, и ребенок тоже не в силах ее понять. Следовательно, все дополнения к динамизму самости: неудачные попытки отследить условия, сопровождавшие появление тревоги, и успешно завершившиеся вмешательства системы самости с целью минимизации и предупреждения подобных условий; определенные действия, посредством которых из простых операций формируются более сложные, нечто новое возникает из по-новому структурированного старого, - все это укладывается в концепцию, которую я собираюсь вкратце осветить. Более того, культура в целом не основывается на единственном общем и всеобъемлющем принципе, постичь который было бы не по силам даже гению, а, наоборот, опирается на множество противоречивых принципов. А та необъятная тревога, которую пережил каждый из нас, - это в некотором смысле <школа жизни> в нашей культуре. 185 Часть 2 Несмотря на то что любое периодически возникающее переживание очень скоро будет включено в общую структуру и переработано, проявления какой бы то ни было динамики удовлетворения потребностей, специфика структуры и функциональная направленность системы самости таковы, что человек может пройти через целую серию последовательных сбоев, произошедших в системе, которую мы называем защитными механизмами, - что является вполне естественным, поскольку динамизм самости представляет собой основную движущую силу, - так ничего и не узнав. По сути, существует возможность, что система самости придет в состояние большей активизированности при возникновении ситуации, отдаленно напоминающей условия, сопровождающие появление тревоги, и, по-видимому, связанной с удовлетворением в большей степени биологически обусловленных потребностей, не раскрывая при этом выгод, которую приносят ошибки. Исследуя эту загадочную невосприимчивость к опыту, мы видим, что модели опыта, кажущиеся бесполезными, характеризуются как недоступные для понимания или анализируются с точки зрения тенденций, присутствующих в системе самости. Нет необходимости говорить о том, что существующая на протяжении всей жизни тенденция системы самости избегать выгод, которые можно извлечь из опыта, не носит абсолютного характера. Но мне хочется обратить ваше внимание на то, что именно эта тенденция лежит в основе системы самости. Я столкнулся с трудностью формулирования теоремы, которая описывала бы этот феномен, и при помощи которой я предполагал подчеркнуть, что наша жизнь приобретет совершенно иррациональный характер и станет попросту малоприятна, если мы будем рассчитывать на то, что, пока система самости работает, кто-то будет оперативно извлекать пользу из приобретенного им опыта, - хотя это допущение совершенно обосновано для тех сфер, где система самости не действует. Это не означает, что система самости, начиная с периода младенчества, тормозит развитие основных характеристик; как раз наоборот. На основании общего влияния, оказываемого на личность каждой только что сформированной потребностью или способностью, функциональная направленность системы самости так или иначе вносит определенные коррективы в формирование системы в целом и ее отдельных свойств; именно в эти моменты система самости особенно чувствительна к благоприятным изменениям. Система самости, насколько я знаю, может изменяться под действием опыта в любой из структур личности; но опыт или, скорее даже, обстоятельства, позволяющие ожидать таких изменений, должны быть очень сложными и длительными. Сопротивление системы самости изменениям, происходящим в результате приобретения опыта, - вот та причина, во многом благодаря которой, проводя терапию, мы предпочитаем использовать имеющие сложную структуру, длительные терапевтические процедуры, при помощи которых мы постепенно выстраиваем целый ряд ситуаций, требующих активизации системы самости - приема и переработки переживания, которое из-за избирательности внимания или по какой-то иной причине ранее не оказало существенного влияния на склонность пациента к тревоге в отдельных ситуациях межличностного взаимодействия. 186 Глава 12 Сублимация Возвращаясь к нашему разговору о периоде самого раннего детства, я хочу заострить внимание на изменениях, происходящих в структуре детской активности, связанной со стремлением удовлетворять потребности, - активности, одновременно носящей и скрытый, и явный характер. На данном этапе эти потребности не ограничиваются лишь теми, которые жестко определяются неразрывной общностью с физико-химическим миром, - потребностями в еде, воде, кислороде и выведении из организма отработанных продуктов жизнедеятельности, -- а включают также бесконечно пополняющийся набор зональных потребностей. Эта последняя категория подразумевает потребность в проявлении каждой сформировавшейся способности - именно это мы наблюдаем, глядя, с каким удовольствием ребенок демонстрирует каждую новую способность, которой он только что овладел. Совершенствование поведенческих моделей и скрытых процессов - на более ранних этапах развития бывших предметом вытеснения, а теперь получивших объективную обоснованность - происходит через формирование новых способностей с учетом существующего опыта; а такая модификация в некоторых случаях может классифицироваться как приобретение новой уточненной информации о <реальности>, как это обычно называют. Такие процессы приводят к замене старых поведенческих моделей новыми и приобретению новых сведений в процессе межличностного взаимодействия со взрослыми, оказывающими аккульту-рирующее воздействие, примеры которого я уже описывал. Среди этих новообразований есть одна схема поведенческих изменений, - совершенствование моделей поведения и скрытых процессов - которая, согласно моему определению, обладает первостепенной значимостью. Как обычно, для того чтобы назвать тип поведенческих изменений или референтного процесса изменений, мне не хватало настойчивости или умения подыскать термин; и поэтому я снова, испытывая все то же ощущение стыда, сопровождающее меня уже на протяжении по крайней мере последних десяти лет, скажу, что речь пойдет о моей собственной версии сублимации. Как я уже объяснял, говоря о сублимации, я не имею в виду в точности то же самое, что подразумевал, вводя такой термин, фрейд; в моем представлении сублимация - это гораздо более специфичный процесс, нежели предполагается в исследованиях классического психоанализа. Проявления того, что я, за неимением лучшего термина, буду и в дальнейшем называть сублимацией, начинают возникать в период позднего младенчества, становятся заметными в детстве и приобретают все более яркий характер в последующие периоды развития. Поскольку это является признаком появления очень важных изменений в поведении и соответствующих паттернах, позвольте мне сказать несколько слов, которые внесли бы некоторую ясность в этот вопрос. Сублимация - это неосознаваемое замещение поведенческих проявлений вызывающих переживание тревоги или вступающих в противоречие с системой самости, паттерном социально более приемлемой активности, занимающей место первоначального паттерна поведения, из-за которого возникли проблемы. При благоприятных условиях оставшаяся часть неудовлетворенных потребностей проявляется в процессах формирования символов, находящих отражение в снах. 187 Часть 2 Теперь настало время впервые обратить пристальное внимание на неосознаваемое. Надеюсь, описывая скрытую жизнь, происходящую внутри нас, я подготовил почву для такого разговора. У младенца эти скрытые процессы, о ходе которых можно рассуждать, разумеется, не могут выходить на уровень осознания или ясного понимания. Как я уже говорил, я считаю, что как более дифференцированные, так и более общие действия каждого из нас на протяжении нашей жизни - все, за исключением последнего, или нескольких последних, обычно относятся к тому, что принято называть содержанием сознания. Таким образом, говоря о неосознаваемом или нерегистрируемом, я подразумеваю множество тех скрытых референтных процессов, которые, по всей видимости, происходят, оставаясь полностью скрытыми от самого человека, и вывод об их протекании можно сделать, основываясь лишь на том, что человек на самом деле знает и видит, другими словами - на том, что происходит в так называемой сфере сознания. Для того чтобы оперировать термином сублимация в том смысле, который я в него вкладываю, важно не упускать из виду, что этот процесс протекает вне пределов сознания; его причины весьма запутанны, однако чрезвычайно важны и, вероятно, обретут некоторую ясность, когда мы подойдем к обсуждению отдельных примеров так называемых психических расстройств. Тот процесс сублимации, который я сейчас пытаюсь описать, протекает следующим образом: потребность вступает в противоречие с тревогой, возникающей в связи с приказанием социального цензора или фигуры, осуществляющей аккуль-турирующее воздействие; подходящим примером, иллюстрирующим этот процесс, - хотя, разумеется, в природе не существует абсолютно адекватных примеров, - может служить ситуация, когда очень маленький ребенок хочет засунуть большой палец в рот, но палец испачкан, скажем, испражнениями. Если мы видим, что этот маленький ребенок, обнаружив испачканный палец, во всех или во многих случаях выбирает какую-нибудь игрушку и принимается ее сосать, то можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что имела место <сублимация> посредством сосания игрушки, вместо того чтобы засунуть столь специфично испачканный палец в рот. Когда нечто подобное происходит в период позднего младенчества, едва ли можно предполагать, что мы имеем дело с результатом мыслительных усилий, затраченных младенцем, и именно по этой причине данный пример кажется мне очень подходящим для иллюстрации той роли, которую играет в нашей жизни сублимация. Сам человек никогда не отдает себе в этом отчета. Процесс возникает и протекает, оставаясь неосознанным. Происходящее обеспечивает частичное удовлетворение потребностей, и этим частичным удовлетворением замещается удовлетворение той потребности, которая вызывает тревогу и ограничивается запрещающими жестами людей, составляющих значимое окружение. В роли заместителя, выполняющего функцию поведенческих актов, направленных на удовлетворение потребности, будут выступать некие проявления, не отвергаемые совсем или частично, - нечто, не являющееся целью активности системы Я, но, вероятно, лежащее в основе этой активности. Такая сублимация, или, иначе говоря, особое вытеснение цели, обладает возможностью (и в подавляющем большинстве случаев, за редким исключением, реализует эту возможность) удовлетворять неудовлетво-188 Глава 12 ренную потребность. В приведенном мною примере с пальцем, испачканным испражнениями, который по этой причине не мог быть поднесен ко рту, игрушка как таковая не может удовлетворить существующую потребность, поскольку сама потребность включает в себя совокупность процесса сосания и ощущения сосательных движений, в связи с чем использование игрушки теряет смысл. Так что же происходит с той составляющей потребности, которая не может быть удовлетворена при помощи таких обходных, но зато социально приемлемых маневров? Во многих случаях эта часть потребности может реализовываться посредством скрытых механизмов. У взрослого человека с весьма напряженным графиком жизни эти скрытые механизмы действуют преимущественно во время сна; и хотя этот процесс не принимает форму жесткой закономерности, обычно он происходит именно так. В детстве нет необходимости оттеснять процесс скрытого удовлетворения на периоды сна, а на более поздних стадиях детства не находящие реализации компоненты некоторых запрещаемых действий, направленных на удовлетворение потребности, как можно заметить, отчетливо отражаются в фантазиях. Дело в том, что те составляющие потребностей, которые не находят удовлетворения через сублимацию, реализуются посредством скрытых и явных символических действий, не вступающих в принципиальное противоречие с социальной цензурой, иначе говоря, не связанных с тревогой. Нет необходимости говорить о том, что существуют определенные модели поведения и скрытые процессы, направленные на достижение удовлетворения, которые едва ли можно рассматривать в свете этой концепции. Когда у нас с вами пойдет разговор о юности, мы увидим, что данное утверждение справедливо в отношении сексуального желания, по крайней мере с моей точки зрения. Определенные зональные потребности, формирующие структуру желания, можно сублимировать, но если бы все на свете зависело от этих процессов, то можно было бы сказать, что беда притаилась за углом, а то и стоит уже прямо перед нами. Многое из того, что мы называем обучением, по сути является коррекцией поведения и изменением скрытых референтных процессов, осуществляемых при помощи такого сравнительно простого процесса, как сублимация, - путем объединения активности, направленной на частичное удовлетворение потребности, с другими действиями, - возможно, исключительно для безопасности, возможно, отчасти для реализации других потребностей, с тем чтобы успешно избежать возникновения тревоги. Но, несмотря на то что совокупность этих процессов составляет важную часть научения, нельзя ожидать от человека, чтобы он отдавал себе полный отчет в происходящем. Когда в структуре сознания действует так называемое замещение, процесс усвоения знаний и навыков, если он вообще происходит, - редко бывает эффективным. Как раньше, так и сейчас мне приходится слышать о том, что маленькому ребенку нужно давать возможность осознать, почему необходимо выполнять те или иные требования. Если бы это действительно было так, то наступление зрелости могло бы происходить в любой момент - начиная с шестилетнего возраста, и заканчивая ста сорока годами, и, кроме того, я сомневаюсь, что многие люди стали бы мириться с нестерпимой скукой. Поэтому очень важную роль в подготовке к жизни в исключительно ирра-189 Часть 2 циональной культуре играет такое корректирование поведения и скрытых процессов, которые происходят вне пределов сознания, но в которых заложены приемы оперативной, непосредственной и полной реализации потребности и использования вместо дающих частичное удовлетворение социально одобряемых схем методов реализации любого компонента потребности во сне или как-то иначе. Дезинтеграция паттернов поведения В ходе реализации малоэффективных программ, направленных на обучение детей, - имеются в виду семейные группы, совершенно не обладающие никакой ценностью с точки зрения умения, мастерства и понимания в попытках выполнять свои социальные обязательства, - впервые за период раннего детства происходит процесс дезинтеграции паттернов поведения и структуры скрытых процессов. Будучи несколько отличной от процесса сублимации, дезинтеграция возникает примерно в период формирования персонификации не-Я, о которой я говорил выше. Сейчас я рассматриваю ситуацию, когда не только паттерны поведения, направленного на удовлетворение потребности, но также и вспоминание и предвосхищение, связанные с удовлетворением этой потребности, блокируются материнской фигурой; тогда в зависимости от характера потребности, - который в свою очередь зависит от стадии эволюционного развития, на которой находится человек, - либо появляются серьезные проблемы, заключающиеся в том, что ребенок не отказывается от этого поведения и как следствие происходит накопление все большей тревоги - до такой степени, что можно говорить о полной дезорганизации жизни, либо конкретно этот паттерн поведения и протекания скрытых процессов полностью дезинтегрируется. А то, что подвергается дезинтеграции и должно исчезнуть в результате этого процесса, действительно исчезает также бесследно, как монетка в ладони у иллюзиониста. А что же будет образовано на месте паттернов поведения и скрытых процессов, подвергшихся дезинтеграции посредством <лобовой атаки> тревогой, наталкивающейся на сопротивление системы самости на том уровне сфор-мированности, на котором она находится на этот момент? Поскольку пере-структурирование различных видов активности в такой простой механизм, как сублимация, по всей видимости, к этому моменту еще не произошло, возможно, будет иметь место их объединение в более сложные паттерны деятельности, целый ряд которых легко обнаруживается на примере психических расстройств - их мы вскоре будем рассматривать, или же, возможна так называемая регрессия к более ранним формам. Сейчас понятие регрессии часто используется как чистый вербализм; иначе говоря, психиатры часто прибегают к этому термину, когда им нужно отделаться от непостижимых явлений, сути которых они совсем не понимают. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то думал, будто, используя термин регрессия, я пытаюсь напустить тумана глубокомысленности, с тем чтобы иметь возможность говорить научным языком о непонятных мне явлениях. Представление о том, что регрессия - это нечто исключительное, нечто глубоко патологичное и т. д., можно разрушить, осно-190 Скачать 2.03 Mb. Поделитесь с Вашими друзьями:
|