Культурный акцент на сознательную деятельность, связанную с интенсивным развитием мышления, приводит человека к чрезмерной захваченности духом, ratio, наукой при отсутствии конструктивного иррационального бессознательного противовеса. Мыслящее эго отчуждено от ситуаций с преобладающим бессознательным компонентом, на многие из них оно просто не реагирует. Сознательная мысль «помогла современному человеку в его научной деятельности, но она имеет и страшную теневую сторону.» ( Там же, с.395) Имеется в виду угасание способности к творчеству, в том числе и интеллектуальному.
Если жизненная экспансия сознания слишком велика, становится возможным поглощение мышления бессознательными состояниями и переживаниями. Подчеркнутый рационализм социума и личности сменяется «безумством» или одержимостью влечениями и страстями. Мышление, самосознание, рефлексия теряют общекультурную и личную ценность.
Длительное социально-психологическое преобладание интеллектуальной деятельности в самых сложных формах научного и технического моделирования потенцирует прорыв на уровень коллективного и индивидуального сознания феноменов архаичного, пралогического, синкретического мышления. Мощный эмоциональный заряд и сходство с мифологическими фантазиями и сновидениями делает их привлекательными для подростковой, юношеской, художественной и артистической среды. Инволюционные превращения логического миропонимания оформляются в альтернативную культуру иррационального проживания.
Многие периоды европейской культурной истории были отмечены приведенными конфликтами, которые указывают на своего рода невротическую функцию мышления, вряд ли свойственную доинтеллектуальной психике. Психологический смысл конфликтов, то есть то, как они могли сказаться и сказываются на психической жизни индивидов, обнаруживается в намеченной Нойманном концепции индивидуальных защит от чрезмерно акцентуированного эго – сознания. Покажем, что данные защиты выступают способами редукции о обеднения мыслительной, сознательной, целостной связи индивида с жизнью.
Во-первых, утрачивая уверенность в возможности рационально, логически, успешно организовать и выстроить собственную жизнь, личность может регрессировать к коллективным, бессознательным, надличностным состояниям, слившись с массой. Разделяя архетипическое восприятие толпы, она надеется обрести выгодную жизненную эго – позицию, с тем, чтобы вновь интеллектуально дистанцироваться от безличного, общего, внесознательного.
Во-вторых, в противостоянии общим интеллектуальным канонам, познавательным установкам, способам мышления и устоявшимся коллективным знаниям, личность погружается в уединенное познание, изолированную, эгоцентрическую жизнь «ученого чудака», перестав заботиться о результативности, доступности и социальной адресности своего поиска.
В-третьих, отрицая систему позитивных сознательных и интеллектуализированных ценностей социума, личность перестает сопротивляться проникновению в свою жизнь глубинных архетипических содержаний, самые аффективные из которых буквально овладевают ее внешней деятельностью и рационализируются как персональные жизненные доминанты. Возникает распространенный феномен «захваченности одиночными архетипами», когда сознательный ум становится пассивным инструментом приобщения личности к таинствам Власти, или Богатства, или Работы, или Вожделения и т. д.
По-видимому, можно привести длинный перечень подобных защит, общей сутью которых является невротическое разрешение конфликтов «сильного мышления» за счет нивелирования его достоинств. Однако, в критических случаях «осечки» при установлении комплементарных отношений сознательного мышления с бессознательным психическим, последнее может, воспользовавшись достоинствами, преимуществами первого и подавив его, производить патологических заместителей сознательных концептуальных систем личности. Так происходит в случае образования бреда как самого яркого проявления жизненной дезадаптации зрелого мышления. В экзистенциально – психологическом определении К. Ясперса, в основе «системы бреда» лежит нечто радикально чуждое здоровому человеку, нечто первичное, предшествующее мышлению, хотя и выявляемое только в процессе мышления. Она высвобождает человека от чего – то непереносимого, облегчает для него реальную жизнь, приносит своеобычное удовлетворение, создает новый мир для своего носителя и иногда указывает ему путь самораскрытия в просторах бессознательного.
«Как дефектное проявление мыслительных способностей, бред может рассматриваться в аспекте своего содержания: бредовые идеи либо имеют отношение к личности самого больного (бред преследования, греха, неполноценности, обнищания и т. д.), либо представляют более универсальный интерес, например, мнимые открытия, бред изобретательства, защита теоретических тезисов. Во втором случае больные по внешнему поведению не отличаются от выдающихся творческих личностей; разница состоит в крайней узости идеи и атмосфере рабской подчиненности ей.» ( 160, с. 245)
Множество сфер сознательной индивидуальной жизни, хотя быть может и требует иррационального и бессознательного противовеса сложному искусному мышлению, но все же больше нуждается сейчас в его дальнейшем развитии и совершенствовании, в увеличении количества его форм, видов, типов, субъективных авторских проявлений. Здесь проблема исключения негативной функции мышления отступает перед проблемами умножения его конкретных конструктивных жизненных функций, соотнесенных уже не с универсальными, как у Нойманна, периодами онтогенеза, а с отдельными отношениями личности (интеллектуальным, социальным, профессиональным, художественным, этическим, отношением к себе) и соответствующими деятельностями, которые составляют неповторимую специфику индивидуальной жизни. ( 120 )
Предлагаем модель этой разновидности мыслительных функций на примере места и роли мышления в развитии интеллектуального отношения и интеллектуальной деятельности личности.
Благодаря мышлению, это отношение и деятельность постепенно приобретают ориентацию на несколько разновидностей ведущих жизненных объектов: «предметную», адресованную объектам учебной, профессиональной и творческой деятельности; «социальную», связанную с конкретным другим человеком, другими людьми, социальными группами, социумом; «рефлексивную», касающуюся «я», его структурных компонентов и особенностей активности я-системы. Полагаем, что на основе этих ориентиров само мышление функционально развивается. У него появляются базовые жизненные функции: предметная, социальная ирефлексивная, и в структуре мышления выделяются три соответствующие формы. В общей интеллектуальной деятельности индивида такое дифференцированное мышление выполняют ряд жизненных задач, которые мало доступны для решения на уровне представлений.