Экспериментальные исследования Я-концепиии

Постоянный интерес к Я-концепции вывел ее за пределы изначальной "области обитания" – терапевтической ситуации – и сделал предметом исследования в лабораторных условиях. Более того, доступные проверке гипотезы относительно Я-концепции выводятся теперь и из других теорий, не только теории Роджерса. Например, Пилисек (Pilisuk, 1962), основываясь на теории когнитивного баланса Хайдера (Heider, F.), предсказал, что субъекты, резко критикуемые за то, как они выполняют задание, не изменят своих самооценок. Предсказание было подтверждено. Субъекты использовали разнообразные рационализации, чтобы сохранить перед лицом критики благоприятный образ себя.

В других исследованиях было выявлено, что в определенных условиях самооценка может быть изменена. Исходя из теории диссонанса Фестингера (Festinger, L.), Бергин (Bergin, 1962) поставил следующий эксперимент. Сначала субъекты осуществляли самооценку своей маскулинности. Затем им сообщали, что другие видят их маскулинность иначе, чем она оценивается ими. Когда не согласующееся с самооценкой сообщение было высоко правдоподобным, субъекты меняли свою самооценку, делая ее более соответствующей мнению других. Когда же сообщаемое мнение было возможно дискредитировать, самооценки существенно не менялись.

Множество других исследований такого типа рассмотрены в обозрениях Wylie (1961, 1968) и London and Rosehan (1964, cc. 474-479).

Хотя качественные описания, контент-анализ терапевтических протоколов и использование Q-методики составляют главные эмпирические подходы Роджерса и его сотрудников к изучению личности, они использовали и ряд других методов. Эти методы представляют подход к личности со стороны внешней системы отношений. Такие стандартные "тесты, как тест Роршаха (Muench, 1947; Carr, 1949; Haimowitz, 1950; Mosak, 1950; Haimowitz and Haimowitz, 1952; Rogers, 1967a), TAT (Dymond, 1954; Grummon and John, 1954; Rogers, 1967a), MMPI (Mosak, 1950; Rogers, 1967a), Опросник приспособленности Белла (Muench, 1947, Mosak, 1950) и тест словесных ассоциаций Кента-Розанова (Muench, 1947) использовались в терапевтической работе с клиентами. Один из учеников Роджерса при измерении напряжения и эмоций использовал также физиологические показатели (Thetford, 1949, 1952).

При обсуждении исследований Олпорта важно различать те, что прямо основываются на его теоретических убеждениях, и те, что обязаны другим ориентациям – например, "исследования действия", предрассудков (Allport, 1954, 1968) и религии (Allport, 1950b, 1968). Так, использование и развитие методов личностных измерений – например, A-S изучение реакций и исследование ценностей, лишь частично продиктованы его теоретическими убеждениями. Несмотря на провозглашение "идеографических" методов и исследований, многие его собственные труды были "номотетическими". Этот раздел мы начнем с различения идеографического и номотетического, затем обсудим прямые и косвенные методы измерений личности и наконец обсудим исследования в области экспрессивного поведения и индивидуальные случаи – как то, что лучше всего отражает главные аспекты его теоретических взглядов.

Олпорт подчеркивал, что исследователь должен сделать выбор: изучать поведение с точки зрения общих принципов, универсальных переменных, большого количества субъектов или же сконцентрировать внимание на индивидуальных случаях, используя методы и переменные, соответствующие уникальности каждого человека. Обозначая эти подходы к изучению поведения, Олпорт заимствовал предложенные немецким философом Виндельбандом понятия идеографический (индивидуальный) и номотетический (универсальный). Однако в 1962 году он предложил новые термины взамен прежних: морфогенетический вместо идеографический и измерительный вместо номотетический. В психологии, говорит Олпорт, есть место для обоих подходов, но, подчеркивает он, особенно в американской психологии, преобладающим был номотетический подход, и это означает необходимость переориентации. Особенная важность такой переориентации определяется тем, что морфогенетический подход дает возможность лучше предсказывать и понимать: фактически, лишь зная человека как человека мы можем предсказать, что именно он будет делать в данной ситуации.

Упор на морфогенетический подход – логическое следствие некоторых особенностей теоретической позиции Олпорта. Прежде всего, подчеркивание уникальности каждого человека требует от исследователя избрать такие методы изучения, которые не скрывали и не размывали бы эту индивидуальность. Второе – и это тесно связано с первым – подчеркивание важности личных диспозиций (индивидуальных черт) как первичных детерминант поведения. Если эти диспозиции – "реальные" единицы личности и если они характеризуют лишь отдельного человека, тогда вполне очевидно, что наиболее эффективный подход к изучению поведения – изучение индивида.

Олпорт признает важность создания валидных методов изучения индивидуальных случаев, но отмечает, что он и другие лишь положили начало их разработке. Как мы уже видели, в собственной работе Олпорт чаще использовал измерительные методы, чем морфогенетические.

Использование "соревновательных" методик (Allport and Vernon, 1933) при изучении экспрессивного поведения – один из методов, сохраняющих структурированную индивидуальность каждого субъекта. Два других метода, структурный анализ и контент-анализ, использовались Олпортом и его учениками (1965) при исследовании черт женщин на основе написанных ими писем. Олпорт (1962) привлек внимание и к морфогенетическим подходам, разработанным другими авторами. Они включают Q-методологию (Stephenson, 1953), индивидуализированные опросники (Shapiro, 1961), шкалы Я-эталонов (Kilpatrick & Cantril, 1960), тест репертуарных ролевых конструктов (Kelly, 1955) и противоположны факторному анализу. Разумеется, интерес Олпорта к личной документации (1942) тесно связан с его подчеркиванием морфогенетического подхода к поведению.

В целом можно сказать, что Олпорт, в согласии со своей теоретической позицией, требовал, чтобы психологи больше времени и энергии уделяли изучению индивидуальных случаев. Представляется, что это встретило значительную поддержку со стороны части современных психологов, так что девиантная в прошлом позиция теперь широко принята.

Начиная с 1930 годов психология увидела беспрецедентную экспансию и развитие косвенных методов оценки личности. В это время академическая психология признала основы психоаналитической теории, и это естественно привело к возрастанию интереса к тому инструментарию, который казался чувствительным к бессознательным мотивам и конфликтам. В свете этого необычайно популярны стали проективные методики, тогда как потеряли в популярности методики, основанные на самоотчете, включая интервью и опросники. Олпорту это совсем не нравится. Он пишет:

"Эти [проективные] методы нигде не спрашивают субъекта о его интересах, о том, что он хочет сделать или что старается сделать. Эти методы не обращаются непосредственно с вопросом об отношении субъекта к родителям или авторитарным фигурам. Они подразумевают эти отношения, признавая отождествление. Этот косвенный, скрытый подход к мотивации столь популярен, что многие клиницисты и университетские центры уделяют этому типу диагностических методов много больше времени, чем любому другому... быть может, это правда, что большинство психологов предпочитают оценивать человеческие потребности долгим обходным путем. Аргумент, конечно, заключается в том, что любой человек, даже невротик, будет приспосабливаться к требованиям реальности. Лишь в неструктурированной проективной ситуации он проявит свои тревоги и скрытые потребности... этим безапелляционным утверждением... кажется, отмечена кульминация вековой эры иррационализма и, стало быть, недоверия. Разве у субъектов нет права на то, чтобы ему доверяли?.. Эта преобладающая теоретическая атмосфера породила своего рода презрение к "психической поверхности" жизни. Индивидуальный сознательный отчет отвергается как не заслуживающий доверия, а мотивационные побуждения, имеющие место в настоящем, обесцениваются в пользу отслеживания их связи с предшествующими стадиями формирования. Индивид теряет право на доверие. И в то время как он управляет своей жизнью в настоящем и устремлен в будущее, большинство психологов уводят его обратно в прошлое... Не хорошо интегрированный субъект, сознающий свою мотивацию, раскрывается в проективном тестировании. Скорее это невротическая личность, за фасадом которой скрываются подавленные страхи и враждебность. Проективные методики "усыпляют охрану" именно таких субъектов; но субъекты с хорошей регуляцией не дают значимо отличных реакций" (1953, сс. 108-110).

Позиция Олпорта по этому вопросу согласуется с тем значением, которое он отводит сознательным, рациональным детерминантам поведения. Его убеждение в том, что нормальные индивиды ведут себя на основе знаемых рациональных мотивов, ведет его к утверждению, что проективные методики вносят уникальный вклад только в изучение невротического индивида, или индивида с нарушениями, где важность бессознательной мотивации действительно может быть существенной. Олпорт утверждает, что прямые и косвенные методы дадут связную картину в случае нормального индивида, тогда как в случаях серьезного нарушения регуляции между прямыми и косвенными методами может быть серьезное разногласие. Он обобщает:

"...Нормальный целенаправленный индивид с хорошей регуляцией, может при работе с проективными методиками делать одно из двух: 1) либо дать материал, соответствующий сознательному самоотчету – и в этом случае нет нужды в проективном методе; либо 2) не предоставить никаких данных о доминирующих мотивах" (1953, с. 111).

Он делает вывод, что косвенные методы могут выявлять важные бессознательные детерминанты поведения, но только в сравнении с данными, полученными на основе прямых методов. Из этого следует, что косвенные методы должны использоваться лишь в сочетании с прямыми. Применительно к нормальному субъекту прямые методы дают более полную и полезную картину, чем косвенные. При сравнении этих методов нельзя игнорировать гораздо большую продуктивность и простоту прямых методов.

Конструирование и использование Олпортом опросных методов согласуется с обозначенной точкой зрения. С другой стороны, не следует забывать, что использование личных документов и исследования экспрессивного поведения представляют вклад в косвенное измерение личности.

Исследование экспрессивного повеления

С начала 30-х годов Олпорт и его сотрудники провели серию исследований, связанных с демонстрацией значимости и согласованности экспрессивного поведения. Определяя эту область исследований, Олпорт проводит различие между двумя компонентами, присутствующими в любой реакции человека. Первый компонент – адаптивный или связанный с овладением ситуацией, прежде всего с функциональной ценностью акта, производимым им эффектом и результатом. Второй компонент – экспрессивный, относящийся к манере или стилю осуществления акта. Миллионы индивидов осуществляют одни и те же адаптивные акты, но нет двух, которые делали бы это абсолютно одинаково по стилю. Принимая во внимание то, что в теории Олпорта подчеркиваются индивидуальные и уникальные элементы поведения, ясно, что он должен быть глубоко заинтересован в экспрессивном поведении – личном компоненте любой, даже самой стереотипной реакции.

Теория Олпорта не только естественным путем приводит к интересу к экспрессивному поведению, она также обещает, что исследование этого аспекта поведения будет иметь общее значение. Если все поведение человека конгруэнтно и взаимосвязанно, тогда даже самые тривиальные индивидуальные акты должны быть соотнесены с центральными аспектами состава индивида. Следовательно, мы можем изучать неприметные экспрессивные акты и получать информацию о центральных аспектах поведения. Сравнивая экспрессивный и адаптивный компоненты, Олпорт пишет:

"Экспрессивная часть поведения проистекает из глубинных детерминант, функционирующих, как правило, бессознательно и без усилий. Адаптивная же часть – более ограниченная система, определяемая моментом, зависимая от стимуляции, волевого усилия или навыков. Причина данного поведенческого акта в существующих в данный момент желаниях и намерениях индивида (хотя они, в свою очередь, могут проистекать из более глубоких личностных черт и интересов), но стиль исполнения всегда направляется прямо и без помех глубокими устойчивыми личностными диспозициями" (1937, с. 466).

Таким образом, Олпорт, в соответствии со своей теорией изучает экспрессивные аспекты поведения как средство, обеспечивающее доступ к важным источникам индивидуальной мотивации и конфликтов.

Стиль поведения определяется не исключительно личностными факторами. Олпорт признает роль социокультурных детерминант, органических состояний и других переменных. Вклад этих многочисленных факторов не уменьшает важности экспрессивного поведения как источника данных о личности; они лишь несколько усложняют эмпирическую задачу исследователя или диагноста. Экспрессивное поведение может быть классифицировано с точки зрения вызванного акта, например, выражение лица, походка, голос, почерк. Олпорт полагает, что не следует обращать внимание лишь на какой-то один тип экспрессивного поведения, поскольку все они важны и пополняют наше знание об индивиде.

Наиболее экстенсивное исследование Олпорта в этой области было осуществлено в сотрудничестве с Филиппом Э.Верноном (Allport & Vernon, 1933) и было направлено конкретно на проблему согласованности экспрессивного движения. Одна часть исследования представляла изучение группы из двадцати пяти субъектов (сравнительно гетерогенной по составу) в течение трех различных сессий, разделенных друг от друга интервалом около четырех недель. На протяжении каждой сессии субъект выполнял задания различных тестов, позволяющих измерить: скорость чтения и счета, скорость ходьбы, длину шага, оценку знакомых размеров и состояний, оценку веса, силу пожатия руки, скорость и силу постукивания пальцем, рукой, ногой, рисование квадратов, кругов и других фигур, различные измерения почерка, мышечные напряжения и т.д. Кроме того, были получены рейтинги наблюдателей относительно различных показателей, таких, как громкость голоса, плавность речи, количество движений во время естественной речи, внешняя опрятность. Очевидно, что в распоряжении исследователей очень много показателей, которые можно было можно использовать в анализе.

В исследовании согласованности Олпорт и Верной начали с изучения ре-тестовой надежности (связь измерений показателей в двух различных случаях) различных экспрессивных проявлений. В целом надежность оказалась достаточно высокой, интеркорреляции были примерно эквивалентны показателям ре-тестовой надежности для обычного психологического инструментария. В свете этой связности авторы заключают: "Отдельные привычки в области жестикуляции, насколько показывают наши измерения, – стабильные характеристики индивидов в нашей экспериментальной группе" (1933, с. 98). Затем они исследовали отношения между тем, как одни и те же задания выполняются различными мышечными группами, правой и левой частями тела, руками и ногами и т.д., и выявили примерно одинаковые связи. Это открытие важно, поскольку предполагает общий или центральный интегрирующий фактор, продуцирующий согласованный стиль независимо от избранной периферической манифестации.

Наиболее трудным из предпринятых исследователями сравнений было выявление интеркорреляции основных переменных по всем заданиям. Были выявлены интеркорреляции по тридцати восьми показателям. Первое впечатление от корреляционной матрицы было таково, что частота положительных корреляций была выше вероятной. Таким образом, первичные данные позволяли предположить наличие чего-то общего, лежащего за индивидуальными оценками. Данные не позволяли применить стандартный факторный анализ, так что исследователи осуществили род кластерного анализа, при помощи которого определили группы корреляций или факторов, состоящих из тех переменных, которые показали значимые интеркорреляции. Их заботила не только статистическая значимость, но и психологическая осмысленность.

В итоге было выявлено три фактора, ответственных за большинство наблюдавшихся интеркорреляций. Первый был назван "фактором пространства" и включал такие переменные, как площадь письма, площадь нарисованных на доске фигур, пространство шага, переоценка углов. Это выглядит как нечто вроде "моторной экспансивности". Второй кластер был назван "центробежный фактор" и включал такие переменные, как переоценка расстояния от тела при помощи ног, размера кубов, скорость речи, недооценка веса, недооценка расстояния до тела при помощи рук. Этим фактором авторы не так удовлетворены, как предыдущим, но пишут: "Фактор в основном базируется на измерении центробежный-центростремительный... Таким образом, фактор может быть проинтерпретирован как общая "тенденция вовне", свобода и "экстраверсия" выразительного движения, обратная замкнутости, ограниченности, педантичности в движении" (1933, с. 112). Третий кластер был назван "фактором силы" и включал такие показатели, как: сила голоса, движения в процессе речи, нажим при письме, сила постукивания, переоценка углов, давление покоящейся руки. Исследователи считают, что это сравнительно гетерогенный фактор, однако, общий фактор силы, как представляется, лежит в основе большинства показателей. Они полагают: "Простое физическое давление или напряжение представляются важными только как часть более широкой и в большей мере психологической тенденции совершать эмфатические движения" (1933, с. 112).

Олпорт и Верной, не вполне удовлетворенные групповыми сравнениями, сопроводили этот анализ четырьмя описаниями случаев, в которых выразительные движения субъекта исследовались в контексте известного о личности. Они говорят: "...мы вынуждены заключить, что в действительности никакие измерения не противоречат субъективным впечатлениям о личности. Измерения преданно фиксируют то, на что указывает здравый смысл. Даже данные, статистически не соответствующие, укладываются в общую картину так, что оказываются понятными и психологически конгруэнтными". (1933, с. 180). Далее, было обнаружено, что судьи были способны находить соответствия – на уровне выше случайного – между образцами почерка и кимографическими кривыми (показывающими нажим в процессе письма) с одной стороны, и очерками о личности, с другой. Интересно их финальное утверждение: "Существуют уровни единства в движении, как существуют степени единства ментальной жизни и личности. Очевидно, небезосновательно признать, что насколько организована личность, настолько гармоничны и согласованны выразительные движения, и насколько личность дезинтегрирована, настолько выразительные движения противоречивы" (1933, с. 182).

В графологическом обследовании анализировался ряд образцов почерков, полученных от группы, состоящей из двадцати трех мужчин – студентов выпускного курса – которые до того прошли широкое обследование на основе стандартных психологических измерений и в отношении которых были получены оценки со стороны различных наблюдателей. Эти образцы почерков затем были переданы двум сотрудникам (Downey and Lucas), которые подготовили очерки о личностях ("портреты личности"), основанные исключительно на знании почерка индивидов. Затем экспериментатор попытался определить эти портреты на основе детального знания субъектов, как с целой группой, так и с малыми субгруппами. В том и другом случае его успех в определении субъектов превышал случайный, хотя в абсолютном смысле точность была невелика. После финального обсуждения позитивных открытий Олпорт и Верной заключают:

"Наши результаты показывают, что как жесты, так и почерк человека отражают по сути стабильный и постоянный индивидуальный стиль индивида. Его экспрессивные движения не представляются диссоциированными и не связанными друг с другом; напротив, они организованы и хорошо структурированы. Далее, данные указывают на то, что есть конгруэнтность между экспрессивными движениями, с одной стороны, и установками, чертами, ценностями и другими диспозициями "внутренней" личности, с другой. Хотя в целом вопрос об организации личности лежит за пределами данной работы, ясно, что основания для адекватного решения этой важной проблемы не могут быть взяты из анархической доктрины специфичности, но только из позитивных и конструктивных теорий согласованности" (1933, с. 248).

В серии исследований, осуществленных Олпортом и Кэнтрилом (Аllport & Cantril, 1934) была предпринята попытка оценить, насколько точным может быть суждение, основанное только на голосе. Было задействовано около 600 судей, оценивавших 16 говорящих. Были использованы три различные методики оценивания: составление портрета личности, установления соответствия говорящего и одного из описаний личности и оценка говорящих по свойствам, независимо измеренным. Свойства, в отношении которых выносились суждения, включали: физические и экспрессивные характеристики типа возраста, веса, комплекции, внешности по фотографии и почерка, а также интересы и черты, например, профессия, политические предпочтения, экстравертированность, доминирование.

Результаты показали, что судьи соотносили голос с личностными характеристиками на уровне выше случайного. Сравнение суждений, основанных на естественном голосе и голосе по радио показало, что в обоих случаях было превышение случайности, но естественный голос вел к несколько более точной оценке. Исследование различных личностных характеристик, которые подвергались измерениям, показало, что судьи были более сходны в суждениях, и точнее при оценке интересов и черт, в отличие от физических характеристик и подчерка. Из этого авторы заключают: "Об организованных чертах и диспозициях судят не только более согласованно, но и более точно" (Allport & Cantril, с. 51).

Другой ученик Олпорта, Хантли (Huntley, 1940), провел несколько интересных исследований, направленных на изучение соотношения экспрессивного поведения и самооценки. Эти исследования выросли из работ Вернера Вольфа (Werner Wolff, 1933, 1943) и представляют собой попытку исследовать некоторые из его открытий в тщательно контролируемых экспериментальных условиях. В двух предпринятых Хантли исследованиях он просил субъектов выполнить серию тестов и во время тестовых сессий регистрировал (о чем субъекты не знали) "формы экспрессий". Сюда входили фотографии со спины, рук испытуемых, их профиля, а также примеры их почерков и голосов. Шесть месяцев спустя субъектов вызывали вновь и просили оценить образцы собственных и чужих экспрессивных форм. Разумеется, им не говорили, что какой-то из примеров – их собственный. В каждой пробе им предъявляли четыре образца: два, относящихся к противоположному полу, один – к тому же и последний – собственный образец субъекта. Затем субъекта просили дать свободную характеристику личности обладателя каждого образца и ранжировать образцы по степени предпочтения или же оценить каждый образец с точки зрения ряда отдельных свойств: оригинальности, привлекательности, ума и т.д. Два основных открытия касаются распознавания собственных форм экспрессии и оценочной реакции на собственные распознанные и нераспознанные формы. Исследования Хантли совпало с исследованием Вольфа в том плане, что распознавание собственных образцов экспрессии было удивительно редким. Далее, результаты показали, что в тех случаях, когда распознавания не было, индивид демонстрировал тенденцию к крайним оценкам. Иногда оценка была негативной, обычно – позитивной и очень редко – нейтральной. В случаях частичного распознания или колебаний суждения становились более благоприятными, при полном распознавании – нейтральными. Также были отмечены индивидуальные различия в самосуждениях, – некоторые субъекты придерживались крайних суждений, другие умеренных. Позже некоторые открытия Вольфа и Хантли были перепроверены Линдсеем (Lindsey, Prince & Wright, 1952), также учеником Олпорта.

Олпорт, обобщая собственные исследования и исследования других, пишет:

"Экспрессивные особенности тела активируются не независимо. Каждая из них побуждается во многом так же, как и остальные. Таким образом, до определенной степени подтверждаются слова Лаватера о том, что "во всем проявляется единый дух". Однако, согласованность никогда не абсолютна. Один канал экспрессии никогда не является точным повторением других. Если бы это было так, полностью подтвердилась бы правомерность моносимптоматических методов психодиагностики. Личность в целом в точности выдавалась бы каждой отдельной характеристикой. Все рассказал бы почерк, равно как и глаза, руки, органы. Продемонстрированная степень согласованности не подтверждает правомерности столь простой интерпретации случаев.

Единство экспрессии оборачивается, как мы и ожидали, проблемой уровня, как и само единство личности – это проблема уровня. От экспрессивных характеристик тела не надо ждать большей согласованности, чем та, которой обладает личность (как не стоит ожидать и меньшей). Экспрессия структурируется сложными путями – в точности, как и сама личность. Есть главные согласованности и вторичные согласованности, большая конгруэнтность и некоторые конфликты и противоречия. Психодиагностика должна перейти – как это делает любая другая ветвь психологии личности – к изучению комплексных феноменов на комплексном уровне" (1937, сс. 480-481).

Письма от Дженни

В 1940-х Олпорт стал обладателем 301 письма, написанного женщиной среднего возраста, Дженни Мастерсон (псевдоним) молодой супружеской паре за период более 12 лет. Олпорт счел эти частные письма важным с психологической точки зрения и в течении многих лет использовал их при обучении психологии личности для стимуляции групповой дискуссии. В сокращенном виде они были опубликованы в "Journal of Abnormal and Social Psychology" (анонимно, 1946).

Олпорт и его ученики применили к этим письмам несколько типов анализа для того, чтобы определить главные черты Дженни. Он разработал метод, названный "анализ личностной структуры". Первый шаг состоял в чтении писем на предмет выявления важнейших вопросов и тем, о которых писала Дженни. Болдуин (Baldwin, 1942) обнаружил, что она часто писала о своем сыне Россе, деньгах, природе и искусстве и, разумеется, своих чувствах. Следующий шаг заключался в поиске связей между этими вопросами путем выявления того, насколько часто они возникали вместе. Например, когда Дженни писала о Россе, насколько часто при этом упоминались деньги, искусство, женщины и т.д. Этот анализ дал ряд статистически значимых кластеров или корреляций. Два таких кластера вращались вокруг благоприятного и неблагоприятного света, в котором виделся Росс. Когда в письме было выражено благоприятное отношение, в нем с большей вероятностью появлялись и темы природы, искусства, воспоминаний Дженни о прошедших годах, – чаще, чем могло возникнуть по случайности. Когда о Россе писалось неблагосклонно, упоминались другие моменты, – эгоизм Росса, самопожертвование Дженни, другие женщины в неблагоприятном свете. Олпорт отмечает, что исследование Болдуина показывает, что "количественное описание структуры единичной личности возможна посредством статистических процедур, примененных к контент-анализу" (1965, с. 199), но вместе с тем интересуется, "добавляет ли столь трудоемкий способ классификации кластеров что-либо новое к интерпретации на основе простого здравомыслящего прочтения материала" (ее. 198-199).

Сам Олпорт при анализе черт, выраженных в письмах Дженни, больше опирался на здравый смысл. Он попросил тридцать шесть человек прочесть письма Дженни и охарактеризовать ее с точки зрения ее черт. В целом они использовали 198 наименований черт. Поскольку многие из этих названий были синонимичны или тесно связаны, Олпорт счел возможным сгруппировать их под восемью заголовками с использованием оставшихся после сокращения тринадцати понятий. Эти восемь категорий:

1. 
   Сварливый – подозрительный
   
2. 
   Центрированный на себе
   
3. 
   Независимый – самостоятельный
   
4. 
   Драматический – склонный к сильным переживаниям
   
5. 
   Эстетический – артистичный
   
6. 
   Агрессивный
   
7. 
   Циничный – морбидный
   
8. 
   Сентиментальный
   

Олпорт признает, что перечень черт не представляет структуры. "Разумеется, ее личность – не аддитивная сумма восьми или девяти отдельных черт" (с. 195). Соответственно, он попросил судей, если это возможно, обнаружить какую-либо объединяющую тему, которой отмечено практически все ее вербальное поведение, и получил ответы столь разнообразные, что оказалось невозможным вынести решение относительно кардинальной черты. Олпорт допускал также, что психоаналитики выскажут критику в адрес его анализа черт, поскольку он не выходит на динамику (мотивацию) поведения Дженни. Он, однако, отстаивает свою позицию, указывая на согласованность поведения Дженни – ее поведение в будущем может быть предсказано на основе того, что она делала в прошлом.

Оценка Олпортом этих построенных на контент-анализе исследований в целом дана им в следующем утверждении:

"Контент-анализ (обычный "ручной" или автоматизированный) не дает золотого ключика к разгадке Дженни. Однако он объективирует, количественно описывает и в какой-то мере очищает впечатления, основанные на здравом смысле. Он удерживает нас ближе к данным (собственным словам Дженни) и предупреждает от искушения увлечься тем, что кажется очевидным. И иногда он привлекает наше внимание к открытиям за пределами беспомощного здравого смысла. Короче говоря, он, ставя в центр феноменологический мир Дженни, позволяет нам сделать более надежные первичные выводы относительно структуры личности, стоящей за ее экзистенциальным опытом" (1965, с. 204).

Мы уже проанализировали некоторые аспекты того, в чем работа Скиннера и его последователей отходит от современных стандартов. Среди этих особенностей – интенсивное изучение индивидуальных случаев, автоматизированный контроль за экспериментальной ситуацией и автоматизированная регистрация реакций, внимание к простым поведенческим событиям, которые могут быть модифицированы манипуляциями средой. Здесь мы подробнее рассмотрим некоторые аспекты его подхода и дадим несколько иллюстраций исследовательских программ Скиннера и его учеников. Для того, кто хочет изучить исследования Скиннера и его последователей более детально, рекомендуем ряд прекрасных литературных источников, включая книгу, изданную Хонигом (Honig, 1966), собственную книгу Скиннера "Cumulative record" (1961) и работу Ландина о личности (Lundin, 1969).

Мы уже отмечали внимание Скиннера к индивидуальному субъекту в экспериментировании. С этим связана проблема устранения неопределенных влияний, которые могут воздействовать на поведение субъекта. Другие экспериментаторы, работающие с животными и чей главный интерес лежит в области процессов научения, в типичном случае используют в экспериментах большие группы животных. Это дает возможность мало беспокоиться о неконтролируемых переменных, поскольку они случайно распределены. Скиннер настаивает на том, что если есть неконтролируемые переменные, влияющие на поведение, ими нельзя пренебрегать, они достойны внимания так же, как и остальные переменные. Более того, Скиннер полагает, что наша цель – контроль за поведением индивидуального субъекта. Если в эксперименте используется большая группа животных, для Скиннера это – возможность неудачи. Если эффекты направленного манипулирования независимой переменной маскируются большим количеством "шумовых" или "случайных" различий, это ясно показывает недостаточность контроля. В такой ситуации Скиннер отказывался бы от идеи манипулирования оригинальной независимой переменной, по крайней мере на время, и попытался бы выявить скрытые переменные, влияющие на изменчивость. Такое исследование может помочь пониманию того, что такой контроль переменных в собственном смысле (действительный контроль переменных) и, при условии успеха, может дать идею того, как редуцировать изменчивость. Тогда можно вернуться к действию оригинальной переменной и экспериментирование может продолжаться в более упорядоченных условиях.

Когда достигнута стабильность реакции, типичный теоретик оперантного подкрепления определяет основную линию, относительно которой будут оцениваться возможные изменения в реагировании в результате манипулирования независимой переменной. Обычно измерение представляет регистрацию степени эмиссии простых реакций, таких, как поклевывание круга или в случае с крысой, нажатие на рычаг. Например, экспериментатор может научить голубя клевать круг и затем закрепить реакцию в режиме прорывного подкрепления. Оказалось, что это продуцирует стабильное и продолжительное реагирование, которое также очень чувствительно к действию введенных переменных. Например, одна переменная, которую можно ввести – краткий период сильного шума, во время клевания. Эффект может быть измерен как изменение нормы клевания. Возможно, при первом появлении звука она уменьшится, но с последующими предъявлениями будет все меньше и меньше отличаться от исходной, пока эффект вовсе не исчезнет. Эксперимент может быть описан как демонстрирующий влияние независимой переменной шума на зависимую переменную – реакцию клевания. Этот простой пример иллюстрирует типичный метод экспериментирования.

На практике может оказаться невозможным установить стабильные нормы реагирования индивидуального субъекта. Но Скиннер в этом смысле был исключительно успешным. В связи с тем, что он экспериментировал с индивидуальными субъектами, он смог редуцировать в основном неконтролируемые источники влияния на испытуемых. Отчасти это оказалось возможным благодаря использованию звуконепроницаемых ящиков Скиннера с контролируемым освещением. Это простое средство эффективно изолирует организм от тех влияний, которые экспериментатор не может непосредственно контролировать.

Одна их областей, в которых ясно обозначается влияние Скиннера, – психофармакология или изучение влияния медикаментов на поведение. Ящик Скиннера оказался замечательным инструментом для работы, предполагающей наблюдение за поведением после .введения фармакологического агента. Предположим, изучаются поведенческие эффекты определенного лекарства. Сначала крысу обучают нажимать на металлическую полоску в ящике Скиннера, подкрепляя нажатия соответственно некоторому прорывному режиму подкрепления. После ряда сессий такого обучения норма нажатий стабилизируется. Она не слишком варьирует в рамках сессий и от сессии к сессии. Затем крысе вводится лекарство перед началом новой сессии, и в течение этой сессии, пока действует эффект лекарства, можно определить производимое им на поведение влияние и его продолжительность. Более того, все это можно проделать с одним экспериментальным объектом, хотя обычно должны быть повторы. В психофармакологических исследованиях среди прочего изучалось влияние лекарств на временные характеристики поведения, восприятие, страх, избегание и аппетит. Ящик Скиннера позволяет исследовать их независимо, в очень сходных базовых условиях. До настоящего времени ни один метод исследования животных даже не приблизился к тому, что используется последователями Скиннера для изоляции отдельных сторон поведения и изучение влияния на них лекарств.

Один из медикаментов, экстенсивно исследовавшийся с помощью этого метода, – хлорпромазин,* широко используемый при лечении психотиков. Было исследовано влияние этого лекарства на норму нажатия на полосу при подкреплении этой реакции избеганием электрического шока. Норма нажатий уменьшается. Наиболее очевидное заключение – что хлорпромазин уменьшает страх. Это заключение соответствует некоторым обычным теориям относительно свойств этого лекарства. Однако тот же эффект наблюдался, если реакция подкреплялась пищевыми шариками. Нажатие на пластину подавляется (Boren, 1966). По-видимому, страх и наказание не включались в этом исследовании, а результаты показывают, что нет оснований полагать, что хлорпромазин селективно действует на страх. Нет, представляется, что он действует как общий депрессант, и редуцируются все типы поведения. Дальнейшая картина усложняется в связи с тем, что это лекарство, как и многие другие, изменяет воздействие в различной дозировке. В очень малых дозах хлорпромазин увеличивает нормы реакции.

* То же, что аминазин.

Другой интересный пример – исследование Бло (Blough, 1957), показывающее, что порог зрительного восприятия у голубя снижается вслед за введением ЛСД. Методика определения порога восприятия иллюстрирует изобретательность Скиннера в осуществлении экспериментального контроля. Организму – например, голубю, – предлагается стимульная панель, которая может освещаться сзади световым пятном, варьируемым по интенсивности. Идея эксперимента – достичь того, чтобы голубь "сказал экспериментатору, когда он может видеть пятно, а когда нет". Это можно сделать так, чтобы птица не только дала эту информацию, но также вызывала изменения интенсивности пятна вокруг зрительного порога. В стену помещения были встроены два диска, один обозначенный как "диск А", другой – как "диск Б". Птицу учат клевать диск А, когда пятно видимо, и диск Б – когда пятно невидимо. Поклевывания А снижают интенсивность света – так устроена аппаратура, – а поклевывания Б – повышают. Продолжительное реагирование устанавливается в режиме прорывного подкрепления. Подкрепление становится доступным вслед за поклевыванием Б, когда экспериментатор время от времени выключает свет со стимульной панели. При этом экспериментатор знает, что птица не видит пятна. Вследствие этого птица клюет А, "чтобы выключить свет" и клюет Б, "чтобы получить пищу". Этот метод позволяет измерить порог. Когда пятно более невидимо, птица перестает клевать А и начинает клевать Б. Поклевывания Б затем повышают физическую интенсивность пятна и вновь делают его видимым, и птица возвращается к поклевыванию А. В экспериментах Бло с ЛСД было выявлено, что действие лекарства понижало порог, и была установлена продолжительность действия лекарства.

Важный пример использования оперативного обусловливания в условиях психиатрической больницы – серия исследований Эйлона и Эзрина (Ayllon & Azrin, 1965, 1968). Эти исследователи, работавшие с группой хронических психотиков, которые оказались нечувствительны к традиционным методам терапии и не подлежали освобождению, создали метод "накопления жетонов", оказавшийся эффективным в манипулировании поведением пациентов в социально желательном направлении. Общая процедура включала определение некоторых удовлетворительных форм реагирования – например, самостоятельная еда, самообслуживание в еде, – или выполнение определенной работы, – и затем ассоциирование желательных реакций с подкреплением. Термин "накопление жетонов" связан с тем, что в процедуру вводились жетоны в качестве условных подкреплений, заполняющих разрыв между временем осуществления желаемой реакции и временем предоставления безусловных подкреплений, заполняющих разрыв между временем осуществления желаемой реакции и временем предоставления безусловных подкреплений (сигареты, косметика, одежда, посещение кино, социальные взаимодействия, уединение и т.д.). Эйлон и Эзрин показали, что когда определенный тип реакции, например, выполнение работы, ассоциировался с условным подкреплением (плата жетонами), эта реакция могла поддерживаться на высоком уровне, но когда подкрепление устранялось, уровень реакции немного падал, однако его легко было восстановить возвращением подкрепления.

Они пишут:

"Результаты шести экспериментов показывают, что процедура подкрепления была эффективна при поддержании желаемых проявлений. В каждом эксперименте проявления падали почти до нуля, если установленное отношение реакция – подкрепление прекращалось. Повторное же введение подкрепления эффективно восстанавливало уровень проявлений как в экспериментальной ситуации, так и за ее пределами" (1968, с. 268).

Накопление жетонов широко использовалось также в школьных условиях в работе с нормальными детьми. Жетонами можно награждать за хорошее поведение в классе (спокойствие, внимание, выполнение заданий). Жетоны потом можно поменять на сладости, билет в кино, периоды свободной игры и вообще на любые подкрепления, которые ценны для данного ребенка. Результаты этих и многих других исследований проясняют, что систематическое и искусное использование подкреплений продуцирует драматичные и благотворные изменения в поведении, даже если оно сильно нарушено. Кроме того, эти изменения подчиняются закономерностям и их можно предсказать на основе принципов оперантного обусловливания.

Многие из этих принципов использовались Ловаасом (Lovaas, 1966) и его коллегами при попытках учить говорить аутичных детей. Аутичные дети обычно не вступают ни в какие формы коммуникаций, их поведение странно и часто саморазрушительно. Чтобы исключить самотравмирующее поведение он использовал наказание, а для исключения других нежелательных, но не столь опасных форм поведения – угашение. Программа обучения языку основана на представлениях о формировании, подкреплении, генерализации и дискриминации. Например, сначала ребенка можно награждать конфетой за любую вокализацию. Затем такая вокализация оформляется в слово – например, "кукла". Когда таким образом заучивается несколько слов, используется дискриминитивное обучение, чтобы научить ребенка произносить каждое слово в присутствии соответствующего стимульного объекта. Ребенка учат несколько различных учителей, чтобы обеспечить возможность генерализации языковых навыков на других индивидов. Эта процедура долгая и утомительная, но таким образом можно научить все более и более сложным языковым умениям. Такие обучающие программы не свободны от проблем. В целом дети, живущие в семьях, продолжали выправляться, тогда как помещенные в соответствующие заведения иногда возвращались к аутичному поведению. Несмотря на эти сложности поведение у всех детей в той или иной степени улучшилось в результате обучения.

Одно из самых необычных приложений оперантного подхода было осуществлено самим Скиннером (1960) при попытке разработать средство контроля за перелетом ракеты. Во время второй мировой войны и на протяжении следующих десяти лет при поддержке правительства было осуществлено много исследований, призванных показать возможность использовать голубей как средства управления полетом ракеты в направлении предварительно определенной цели. Эта научно-фантастическая идея заключала в себе не более, чем использование оперантных методов при обучении одного или более голубей. Голубей учили реагировать клеванием структурированного стимула, репрезентировавшего цель ракеты – корабль, участок города, конфигурацию поверхности земли. Когда снаряд направлен на цель, голубь должен клюнуть в центр поверхности дисплея, где репрезентирован образ, и это и уложит ракету на курс. Когда ракета отклоняется, поклевывания голубя, следуя за образом цели, переместятся на другую часть дисплея, это активизирует контрольную систему, которая исправит курс. Скажем так, когда цель сдвигается влево и голубь клюнет поверхность слева от центра, ракета затем повернется налево. Исследователи обнаружили, что после определенных режимов подкрепления голуби будут клевать точно, быстро и на протяжении поразительно долгого времени. Чтобы свести к минимуму возможность ошибки, они даже использовали множественные системы, состоящие из трех или семи голубей. Хотя голуби никогда не вели реальные ракеты к реальным целям, их стимулированная деятельность была такова, что Скиннер мог сказать, не ошибаясь:

"Использование животных организмов в пилотировании ракеты больше скажем это беспристрастно – не сумасшедшая идея. Голубь – удивительно тонкий и сложный механизм, способный осуществлять то, что можно сейчас заметить лишь куда более громоздким и тяжелым оборудованием, и его можно поставить на службу делу, используя принципы, выявленные при экспериментальном анализе его поведения" (Skinner, 1960, с. 36).