Ю. Г. Волков социология издание 4-е

РАЗДЕЛ 2

СОЦИАЛЬНОЕ

ФОРМИРОВАНИЕ

ЛИЧНОСТИ

ГЛАВА 1. ИНДИВИД И ЛИЧНОСТЬ

1. 
   Социологическое понимание личности
   

Встречаясь со старым знакомым, которого не видели мно­го лет, мы прежде всего спрашиваем: «Что у тебя нового?» Такой вопрос предполагает очевидную для нас вещь: человек уже не совсем тот, каким мы его знали, но это, несомненно, именно тот человек. Мы воспринимаем себя и других людей как меняющихся во времени, но все же сохраняющих в себе какое-то постоянное ядро.

Проблема постоянства, или тождества, личности — одна из важнейших и наиболее разработанных проблем филосо­фии, психологии и социологии. Традиционная для идеали­стической философии постановка этой проблемы сводится к тому, что личность — это чистое сознание, всегда одинако­вое, не зависящее от воспитания и влияний. В платониче­ском идеализме личность определяется душой, попадающей в тело из других сфер бытия и возвращающейся туда после смерти тела. Религиозная концепция личности также настаи­вает на бессмертии и бесконечной ответственности постоянно­го ядра личности, но либо допускает перевоплощение душ (реинкарнацию), либо, как христианство, считает каждую душу бесконечно индивидуальной и неповторимой, а каждую жизнь — однократной и ведущей к вечному существованию души в других мирах.

Каббалистическое понимание личности (иудейская мистическая традиция) представляет особый интерес. Здесь личность также рассматривается в целом как душа, но под­робно представлена ее внутренняя «анатомия». Структура лич­ности определяется индивидуальным переплетением духов­ных «сосудов» — каналов связи с Богом — и индивидуальной комбинацией десяти духовных качеств — сфирот.

Материалистические представления о личности сводят­ся к идее ее материальной обусловленности — воспитанием, социальным происхождением, уровнем обеспеченности. Тем не менее, материалистический подход допускает огромное мно­гообразие точек зрения — от вульгарно-материалистического биологического детерминизма до взглядов известного совет­ского философа Э. Ильенкова, отстаивавшего абсолютную из­менчивость человеческой личности в зависимости от воспи­тания.

Немецкая классическая философия — Кант, Фихте, Шел­линг и Гегель — внесла большой вклад в разработку фило­софского понятия личности. Главное преимущество их идеа­листических в целом взглядов состояло в том, что все они видели в личности активную силу, наделенную огромным пре­образующим потенциалом. Согласно Гегелю, личность — это как бы одна из множества граней мирового разума, универ­сального логического сознания, и смысл ее бытия в том, что­бы путем развития самосознания прийти к полному осозна­нию себя и свободе.

Переход от философского к собственно социологическо­му пониманию личности впервые совершил К. Маркс, зая­вивший, что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть со­вокупность всех общественных отношений». В этой корот­кой фразе «Тезисов о Фейербахе» содержится целая диалек­тика личностного и индивидуального. Суть ее сводится к тому, что понятие «личность» выходит за рамки понятия факти­ческой индивидуальности и тождественно социальному в че­ловеке.

Необходимо отметить роль в разработке современного по­нимания личности и индивидуальности психологов психо­аналитического направления. Его основатель, венский пси­хиатр 3. Фрейд, доказал присутствие в человеческой инди­видуальности наряду с сознанием еще два других структур­ных уровня: бессознательное — несознаваемые инстинкты, влечения, комплексы, то есть, устойчивые системы подав­ленных влечений, травмы; сверхсознательное (сверх-«я») — система бессознательной цензуры, то есть контроля, вытесня­ющего из сознания недопустимые влечения, а из памяти — слишком травмирующие или позорные воспоминания. Его пос­ледователь К. Юнг расширил сферу бессознательного, вклю­чив в нее помимо индивидуального бессознательного, о кото­ром говорил Фрейд, коллективное бессознательное — сово­купность символических образов, воплощающих общечелове­ческие родовые стремления, страхи, поиски.

Экзистенциалистская философия (М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр и другие) создала своебразное наложение философского и психологического планов рассмотрения проблем, связанных с личностью. С точки зрения экзистенциализма, вся внутрен­няя жизнь человека выражает онтологическую специфику его существования как уникального существа, сознающего свою неминуемую смерть и задающегося вопросом о смысле своего бытия. Сознание каждого человека в этом смысле не индивидуально, поскольку это общечеловеческие черты. Но свою подлинную индивидуальность человек обретает тог­да, когда отрывается от «безличного» — массы неиндивидуализованных, не осознавших свою личную обреченность смерти людей, — и начинает жить в сознании своего «бытия-к-смерти» и налагаемой им ответственности. Вообще для эк­зистенциализма личность — это прежде всего полнота ответ­ственности, которую предполагает свобода. В то же время личность человека — это нечто с ним постоянно несовпада­ющее, потому что человек всегда живет в отрыве от себя, проектируя свое будущее. Личность — это конечная цель проекта, реализация своего возможного «я». Поскольку че­ловек — это всегда движение, у него нет фиксированных черт, совокупность которых можно было бы рассматривать как личность или индивидуальность. Облик личности начи­нает просматриваться после смерти, потому что именно смерть кладет на нее последний и самый главный мазок. Но облик личности, то есть, ее главный проект, объясняющий все ее поступки, можно уяснить и из экзистенциального психоана­лиза — метода, специально для этой цели разработанного Ж.-П. Сартром.

Переходя теперь к собственно социологическому понима­нию категорий «личность» и «индивид», вспомним, что со­циология, в отличие от философии, имеет дело с социальной эмпирией, а говоря о нашем эмпирическом «я», мы не раз­личаем в себе индивида и личность. Вообще индивид — это скорее обезличенная единица человеческого существования, нечто статистическое. В социологии понятие «индивид» име­ет значение просто мельчайшей неделимой единицы, входя­щей в социальную группу.

Исторически индивидуальное «я», то есть, интроспектив­ное представление о самом себе, не совпадающее с «я» соци­альным, то есть, со своим статусным набором, существует не так давно. В традиционных обществах, как мы уже отмеча­ли, человек полностью идентифицировал себя со своей соци­альной группой. Появление возможности для индивидов от­носительно дистанцироваться от своей социальной жизни ис­торики относят к концу средних веков. Существовала даже гипотеза, что применительно к людям, жившим до этого вре­мени, неприменимы такие понятия, связанные с индивиду­альной внутренней жизнью, как совесть: у них не было ин­дивидуальной совести и ответственности, а лишь групповая (родовая, клановая) ответственность и стыд перед членами рода. Дальнейшее развитие западного общества пошло по пути прогрессирующей индивидуализации, на основе ценностей ин­дивидуализма. В контексте индивидуалистической культу­ры более всего ценится свобода личности, а индивидуальное право ставится выше коллективного. Это породило целую философию, базирующуюся на индивидуальном благосостоя­нии, где главным считается чувство комфорта, наличие сво­бодного времени, внимание к своему здоровью и внешности и т. д. Большое место здесь также занимает стремление «вы­делиться», сделать выдающуюся карьеру, добиться социаль­ного успеха.

Так что помимо понятия «индивид» следует пользоваться также и понятием «индивидуальность». Это то, что классик социологии Э. Дюркгейм называл «индивидуальной сущнос­тью»: совокупность качеств человека, обусловленных непо­вторимой комбинацией врожденных способностей, темпера­мента, психической конституции и следствий приобретенно­го в индивидуальной истории человека опыта. Все это состав­ляет в совокупности индивидуальный полюс личности. Поня­тие «индивидуальность» относится к тем особенным физичес­ким, психологическим, мировоззренческим качествам, кото­рые присущи только этому человеку в отличие от всех ос­тальных. Индивидуальность — это критерий неповторимос­ти каждой личности, воплощение ее права на свободный вы­бор и самоопределение.

Однако индивидуальным полюсом личность не исчерпы­вается. В ней наличествует еще и социальный полюс — то, что человек неизбежно приобретает в процессе социализации и социального взаимодействия. Система социальных отно­шений всегда по-своему преломляется в каждой личности, вызывая в ней определенные изменения и сказываясь на ее социальном поведении. Все мы из своего и чужого опыта зна­ем, как меняется человек после длительной травмирующей ситуации, войны, плена, безработицы, как преображает его социальный успех, стремительная карьера, резкое обнища­ние или внезапное обогащение, наконец, насколько отлича­ется личность, сформировавшаяся в закрытом идеологизиро­ванном обществе, от личности, воспитанной в условиях сво­бодного правового государства. Социальный полюс личности отражает присутствующее в ней коллективное начало, каче­ства, привычки, склонности, особенности поведения, прису­щие этому человеку не как индивиду, а как члену группы. На разнице, существующей между полюсами личности, по­строено множество художественных произведений, в основу которых положено социальное перевоплощение. Например, в повести А.С. Пушкина «Барышня-крестьянка» влюблен­ный герой не узнает свою возлюбленную просто потому, что она мистифицирует его, переодеваясь то в крепостную крес­тьянку, то в барышню из высшего общества. Разумеется, дело здесь не только в переодевании, а в том, что героиня мастер­ски меняет все свое поведение, манеры, речь, то есть, полно­стью заменяет другим свое социальное лицо. И социальная составляющая личности оказывается так велика, что засло­няет собой собственную индивидуальность героини — она ос­тается неузнанной.

Социальный полюс личности включает в себя также и со­вокупность знаний, умений и навыков, позволяющих чело­веку свободно функционировать в своей социальной среде, не шокируя окружающих. Снова обратимся к литературно­му примеру. В повести Марка Твена «Принц и нищий» про­исходит случайная подмена наследного принца Великобри­тании похожим на него как две капли воды мальчиком из нищей семьи. Дальнейшее изложение построено на парадок­сальной ситуации, когда окружение ожидает от мнимого принца, что он поведет себя как принц, а он ведет себя не­обычно и странно, и точно так же удивляет людей своим не­свойственным его среде чувством собственного достоинства мнимый нищий. Тем не менее, обе ситуации оказываются очень продуктивными, поскольку нетривиальный взгляд, обо­гащенный альтернативным социальным опытом, помогает ре­шить многие проблемы. Принц видит, как бесправны люди на социальном дне, и остро воспринимает это бесправие, в то вре­мя как сами нищие на него уже не реагируют, так как счита­ют нормой. А нищий, став принцем, вынужден решать госу­дарственные дела, определять судьбы людей, и проявляет при этом здравый ум и практическую сметку человека из низов.

Социальный полюс личности — это также мнения, верова­ния, установки, предрассудки, которые сформированы в че­ловеке окружающей средой и принятыми в ней нормами. К примеру, в бедной среде часто бытует мнение, что богатые люди все без исключения отличаются алчностью и жестокос­тью. Люди из зажиточной среды часто воспитаны в пренебре­жении и брезгливом отношении к бедным. Преувеличенное, с точки зрения жителя Запада, гостеприимство восточных лю­дей также является привитой традицией социальной чертой их личности. То же самое можно сказать о вошедшей в плоть и кровь покорности женщин Востока, и вообще обо всем том, что мы иногда называем «национальным характером», не думая, что национальные черты характера преимущественно представляют собой плод воспитания в конкретной среде.

Наконец, социальное в личности — это то, что позволяет ей осуществлять социальную (групповую) идентификацию, отождествляя себя со своим классом, нацией, племенем, про­фессиональной группой.

Говоря о наличии в пределах одной личности двух полю­сов, нужно иметь в виду, что между этими полюсами нет никакого противоречия или борьбы. Они взаимозависимы и неотделимы друг от друга как две стороны одной монеты или медали. На протяжении всей жизни индивидуальное и соци­альное в личности развиваются параллельно и подвергаются взаимному влиянию. Такую взаимозависимость можно про­иллюстрировать на примере театральной труппы. Постанов­ка пьесы — это коллективное действие всей труппы. Каждый актер ощущает свою принадлежность к группе и работает для выполнения общей цели. В то же время каждый актер неповторимо индивидуален, отличает себя от других акте­ров, и группа делает ставку на индивидуальные качества исполнителей, чтобы раскрыть эмоциональные возможности каждого персонажа и тем самым обеспечить успех постановки. Исследования в области социальной психологии показа­ли, что когда человек чувствует себя в группе комфортно, он старается подчеркнуть свою индивидуальность. При межгруп­повом конфликте, наоборот, человек стремится унифициро­ваться со своей группой, слиться с ней, быть похожим на других.

Таким образом, личность в социологии можно определить как структурированный комплекс врожденных и приобретен­ных благодаря включенности в социальные отношения ка­честв, развивающихся и проявляющихся во взаимодействии с другими людьми.

С точки зрения макросоциологии, личность является про­дуктом общества. Такого взгляда придерживались Э. Дюркгейм, М. Вебер, Т. Парсонс и др. Но в таком случае встает вопрос, каким образом общество формирует личность? Влия­ние общества на индивида, делающее его личностью, в соци­ологии получило название процесса социализации.

Социализация — это освоение культуры (норм, ценнос­тей, идей, правил, поведения и стереотипов понимания) со­общества. Она не только связана с развитием личности, но и является своеобразным духовным кодированием человека, вырабатывая у него типовые (хорошо распознаваемые и про­гнозируемые) социальные реакции и формы активности. Функ­циональное значение такого «отесывающего» формирования способностей, навыков и знаний индивида состоит в том, что­бы подготовить людей к тесному сосуществованию, обеспе­чить их предстоящее взаимодействие и взаимопонимание.

Известный социальный антрополог Р. Линтон, который много работал в микросоциологии и является одним из осно­вателей теории ролей, ввел понятия модальной и норматив­ной личности.

В кризисные моменты в любом обществе возникают ано­мии и количество девиаций заметно увеличивается. Р. Мертон разработал свою систему классификации отклоняющего­ся поведения. Он выделил пять моделей социальной адапта­ции личности к выработанным в обществе культурным нормам в зависимости от того, признают ли люди господству­ющие ценности и следуют ли они правилам достижения цен­ностных благ.

Если личность разделяет цели данной культуры и обще­ства и стремится осуществить их легальными, рекомендуе­мыми средствами, она осуществляет конформную (приспособ­ленческую) модель адаптации.

Инновационная модель адаптации характеризуется тем, что личность принимает цели общества, но стремится их осуществить необычными, непризнанными и, возможно, неодобряемыми средствами. Такая модель поведения распрост­ранена в новых предэлитных слоях современного российско­го общества, которые характеризуются «достигательной» мо­бильностью, связанной с обогащением (по известному выра­жению: «Цель оправдывает средства»).

Ритуализм, как другая отклоняющаяся форма личност­ной адаптации, напротив, проявляется в том, что человек не признает целей и ценностей своего сообщества, но тем не ме­нее соблюдает «правила игры» и ведет себя в соответствии со сложившимися представлениями о допустимых средствах со­циальных достижений. В нашем обществе обычно это «се­мейная карма» детей из слоя российской интеллигенции.

Эскапизм (отстранение, уход от социальной реальности в свои экстравагантные миры) характерен для личностей, от­рицающих и доминирующие цели, и предписанные обществом средства их достижения. Это как бы квазиадаптация, модель «параллельного существования», признание собственной чужеродности и невозможности противостоять сложившимся обществе стереотипам.

И наконец, бунт, мятеж является такой формой откло­няющегося поведения, которая направлена на активное проти­востояние и опровержение норм общественной организации.

Таким образом, личность в макросоциологии — это социальный тип, отвечающий данной культуре и адаптиру­ющийся в ней.

В частности, согласно знаменитому американскому иссле­дователю современного общества Г. Маркузе, постиндустри­альное общество Запада формирует социальный тип «одно­мерного человека». Это результат направленного воздействия рекламы и массовой пропаганды, превращающего человека в потребителя, лишенного каких-либо высших, «многомер­ных», интересов и потребностей. Одновременно человеку об­щество навязывает «ложные потребности» чрезмерного по­требления, превращая их в средство манипуляции индиви­дуальным сознанием.

Такие исследователи, как Т. Адорно, К. Хорни и другие неомарксисты и неофрейдисты, в своих работах обосновали парадоксальный вывод: «нормальная» личность современно­го общества — это невротик. Давно распались системы общ­ностей, где имелись общепринятые устойчивые ценности, и сейчас каждая социальная роль человека заставляет его «играть» в новой системе ценностей, предпочтений и стерео­типов (выходя из дома, попадая в транспорт, на работу, забе­гая в клуб, в кафе, путешествуя по магазинам, все время менять амплуа и социальные «маски»). При этом его Супер-, Эго (сверх-Я, нормативная структура личности, совесть, мо­раль, значимая традиция, представления о должном) стано­вится как бы «размазанным», неопределенно-множественным, плюралистичным.

И.С. Кон, М. Кон и многие другие исследователи уверяют, что современный человек отвергает любую роль. Он стано­вится «актером», который способен к постоянным социальным перевоплощениям и играет множество ролей, не принимая их всерьез. Несчастен тот, кто вживается в роль; он становит­ся невротиком, ибо не может соответствовать меняющимся требованиям, выдвигаемым разнообразным окружением мно­жества общностей, в которые он структурно и культурно впи­сан. Будучи даже очень хорошим руководителем, нельзя ос­таваться директором и дома, поскольку близкие любят и це­нят данного конкретного человека, возможно, совсем не за качество и эффективность управления; и наоборот: являясь в семье любимым избалованным ребенком, вряд ли стоит кап­ризничать или ожидать восторженной привязанности к себе в кругу друзей и коллег. Иными словами, современная жизнь разнообразна, люди вращаются в разных «кругах», где дей­ствуют специальные «правила», поэтому и следует вниматель­но оглядываться по сторонам и успевать менять передник на декольте, смокинг на джемпер, почтительность на распоря­дительность.

Как пишет В.А. Ядов, «социальная идентификация обу­словлена глубинной потребностью личности в признании со стороны других, в групповой защите, но также в самореали­зации, ожиданием позитивной оценки со стороны «своих» — референтных групп и общностей. Идентификация с группа­ми, общностями — результат не только межличностного, меж­группового взаимодействия, но также категоризации, осмыс­ления непосредственных или опосредованных взаимоотноше­ний между группами и общностями в доступных человеку понятиях. Идентифицируя себя с определенными группами и общностями, человек испытывает потребность «атрибути­ровать» себя, то есть, объяснить причины и следствия своей групповой солидарности, ответить на вопросы «почему это моя группа?» и «что из этого вытекает?»¹.

Социальная идентификация может быть национальной, классовой, возрастной, профессиональной и т. п. Централь­ное место в социальной идентификации занимает ментали­тет. По мнению Мукьелли, менталитет — это совокупность усвоенных знаний и навыков, присущая всем членам данной группы. Такие приобретенные житейские навыки служат постоянными ориентирами в нашем восприятии вещей и оцен­ке фактов, помогая нам строить свое поведение. У людей с одинаковым менталитетом часто совпадает и мироощущение.

Этническая идентификация представляет собой важней­ший элемент социальной идентификации в целом. Это становится особенно очевидно тогда, когда речь идет об идентифи­кации себя с этнической или расовой группой, которая по тем или иным причинам низко оценивается окружающими и вызывает к себе неприязненное или пренебрежительное от­ношение. Г. и Т. Леонетти показали, что «принадлежность к отвергаемой или презираемой группе ставит перед каждой личностью серьезные проблемы, связанные с самооценкой»². Американские психологи еще в тридцатые годы провели оп­рос чернокожих и белых детей: показывая им чернокожих и белых кукол, их спрашивали, какие из них им нравятся боль­ше. Большинство опрошенных (и белых, и черных) высказа­лись в пользу белых кукол. Затем детей спрашивали, какая из кукол больше всего похожа на них, и чернокожие дети не могли дать ответа на этот вопрос, при этом проявляя сильную эмоциональную реакцию. С одной стороны, они не могли уви­деть себя в белых куклах, а с другой стороны, признать себя в черных означало отождествить себя с куклами, которых все дети отвергли как «плохих» и недостойных любви.

Исследователи подчеркивают разрушительное воздействие на личность неспособности без проблем идентифицировать себя с группой. Обесценивание составленного о себе образа в результате идентификации с низко оцениваемой обществом группой человек воспринимает болезненно, и потому люди вырабатывают разнообразные стратегии, направленные на ослабление этого эффекта. Одна из таких стратегий заключа-




¹ Ядов В.А. Социальная идентификация в кризисном обществе // Психология личности в трудах отечественных психологов. — СПб., 2000. С. 331.

² Gaulejac V. de, et Taboada Leonetti I. La lutte des places. Marseille, Epi, 1994. P. 94.

­ется в «интернализации обесцененного образа» — принятии себя «плохим» без протеста. Такая стратегия проявляется на уровне поведения в стремлении уйти в тень, подчиняться окружающим, в ощущении вины: человек старается стать не­заметным, быть «как все», никому не мешать и не бросаться в глаза, занимать как можно меньше места. Он может также притворяться безразличным, делая вид, что не замечает по отношению к себе признаков дискриминации. Он решает свою проблему изнутри, не принимая никаких мер к тому, чтобы изменить свое положение или положение своей группы.

Другая стратегия состоит в активном протесте против та­кого обесценивания. Либо человек ведет себя агрессивно по отношению к тем, кто его презирает, нейтрализуя их оцен­ку с помощью насмешек и презрения. Либо он старается самоутвердиться «таким, каков он есть», акцентируя в себе те именно черты, которые негативно воспринимаются в до­минирующей культуре. Такую стратегию используют черно­кожие, когда заявляют, что «черные — это прекрасно» (Камильери).¹ Третья стратегия — это стратегия ассимиляции, означающая отказ от собственной индивидуальности и попытку как можно больше походить на доминирующий этниче­ский тип как внешне, так и в культурном отношении. При этом используются такие банальные средства, как, например, окраска волос и осветление кожи с помощью косметических средств; изменение имени; активное выражение презрения по отношению к собственной этнической группе. Четвертый тип стратегии состоит в своего рода компромиссе, который Камильери называет «формированием критической личнос­ти», то есть, в заимствовании некоторых черт доминирую­щей культуры при сохранении ряда особенностей, присущих родной этнической культуре. Это проявляется в согласии с некоторыми негативными оценками своей группы и несогла­сии с другими.

Болезненно проходит для человека и идентификация с непопулярными в обществе возрастными группами. Прежде всего речь идет о пожилых людях, вышедших из активного возраста. Отношение к старикам в различных обществах очень сильно варьируется — от непререкаемого уважения к до изо­ляции и пренебрежения. Исторически также человечество знало разное отношение к старикам. Общеизвестно, что в пер­вобытных обществах стариков убивали, когда они станови­лись обузой для племени.

Несмотря на то, что в наше время старость является при­знанной социальной проблемой и старики находятся под опе­кой государства, в плане личной идентификации старость остается источником страданий. Это связано в первую оче­редь с тем, что пожилые люди не могут в большинстве случа­ев удовлетворить потребность в осмысленном существовании. Вопрос «Кто я такой» подменяется для них вопросом «Кем я был».

Кризис личности у стариков часто порождается самим обществом. Многие из них старость воспринимают как поте­рю всего, что наполняло их жизнь прежде: социальной активности, доходов, прежних социальных отношений, здоровья, многих физических и социальных возможностей. И все же важнее всего потеря ценностей социальной идентификации. К. Симар справедливо отмечает, что «выход на пенсию помимо биологического старения, отнимает у индивидов вся кую возможность участия в создании доминирующих ценностей нашего общества... Именно общество лишает пожильг людей возможности соответствовать ценностям, которые он само и выработало».² Драма пожилых людей в том, что он утратили элементы, составлявшие их личность.

Отсутствие значимых ценностей вызывает у пожилого человека различные чувства. Во-первых, это ощущение собственного физического обесценивания: он уже не может быт привлекательным, стройным и энергичным, то есть, не соответствует стандартам внешности, принятым обществом как ценность. Во-вторых, его умственные




¹ Camilleri С. Les strategies identitaires des immigres // Sciences humaines, hors serie? 15, decembre 1996-javier 1997, p. 33.

² Simard С. Identite, vieillesse et societe // Sante mentale au Quebec, 1980, vol. V, № 2, p. 25.

возможности также снижаются, поле получаемой им информации сужается и уменьшается способность усвоить и правильно — в духе активного поколения — эту информацию интерпретировать. В-третьих, общество имеет большой арсенал средств, чтобы показать че­ловеку, что больше ничего от него не ждет. В современном обществе существует негласная установка, что старый чело­век должен мириться с той долей социального внимания, которую ему оказывают, и не требовать большего, чтобы не мешать молодым.

Поэтому многие старики воспринимают свое положение и положение всех членов своей возрастной группы как соци­альную смерть. Как утверждает К. Симар, часть пожилых людей вырабатывают защитную стратегию самоидентифика­ции, характерную для этнических меньшинств, поскольку не могут отождествить себя со своей возрастной группой. Не­которые из них отказываются признавать свою принадлеж­ность к ней, считая, что есть люди гораздо более старые. Это проявляется в отказе от стандартного поведения старика: люди избегают общества ровесников, тянутся к общению с моло­дыми, стараются по одежде, облику, стилю жизни как мож­но меньше походить на стариков, до последней возможнос­ти обслуживать и содержать себя самостоятельно и т. д. Другие избирают стратегию агрессивного протеста, становясь сварливыми, раздражительными, циничными, особенно не­гативно относясь к молодежи и пользуясь каждой возможно­стью для публичного выражения такого отношения.

Есть и такая поведенческая стратегия, которая сводится к саморазрушительному стремлению «не быть обузой», когда пожилой человек замыкается в себе, считает себя недостой­ным любви и заботы, иногда приобретает суицидальные тен­денции.

В целом потеря социальных и культурных ориентиров, коллективный отказ со стороны общества интегрировать по­жилых людей и использовать их знания и возможности при­водят к тому, что у них развивается кризис социальной иден­тификации.

Можно было бы отдельно остановиться на проблемах со­циальной идентификации представителей бедных слоев об­щества, представителей так называемых «непрестижных» про­фессий и т. д., но суть и в этих случаях состоит в осознании человеком зазора между адекватной личной самооценкой и принадлежностью к социальной группе, не пользующейся об­щественным признанием, и выработке конкретного типа стра­тегии, позволяющей решить для себя эту болезненную про­блему.